129 
– Входи, – пригласило пустое пространство голосом Ньютона.
Бен, пятясь, спиной открыл дверь и сделал еще несколько шагов назад: «Боже правый, во что же такое я ввязался?!»
Он надеялся, что дневной свет на улице рассеет кошмар. Но в голове тягостно перемешались сон и явь, видение и реальность…
Отбежав от дома на тридцать шагов, Бен остановился. Он заставил себя сосредоточиться и трезво осмыслить увиденное, на всякий случай не спуская глаз с дверей. «Зачем же убегать сейчас, когда так близко подошел к мучительной тайне красного глаза?» – спросил он самого себя.
Чтобы успокоиться, Бен сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. «Эти философы ничем не лучше меня, просто они старше и потому успели накопить больше знаний, – рассуждал Бен. – А разве трус может достичь в жизни чего-нибудь?!»
Вперившись взглядом в дверь, Бен пошел назад, к дому Ньютона.
– Сэр Исаак, – насколько мог спокойно позвал Бен.
– Что тебе нужно? – заорала в ответ пустота.
Бен огляделся, в глазах рябило, предметы расплывались, но он знал, что Ньютон находится где-то здесь. Он сглотнул подступивший к горлу комок и сказал:
– Я – Бенджамин Франклин. Вы велели мне прийти сегодня.
– Франклин? Тот парень, что умеет настраивать эфирограф?
– Да, сэр. – Поскольку глаза Бена никак не хотели фокусироваться на Ньютоне, он снова уставился в красный глаз. В памяти всплыло послание, пришедшее на его самописец: «Я вижу тебя». Дрожь пробежала по телу Бена.
– Хорошее уравнение, – продолжал Ньютон, словно они – два взрослых человека, обсуждающие обычные, будничные дела. Словно он, Ньютон, не превратился в подобие дымного облака, неуловимую иллюзию, сводящую с ума своей нереальностью. – Требует, правда, некоторой доработки, но я все равно хочу включить его в свое новое издание «Начал».
– Это великая честь для меня, – слабо поддержал разговор Бен. Может, это зыбкое облако вовсе и не Ньютон? Откуда ему знать. Может, это Брейсуэл или сам Вельзевул?
Очевидно, Ньютон заметил, как пристально, не отрываясь, Бен смотрит на красный глаз, плавающий внутри сверкающего шара. Бен не столько увидел, сколько почувствовал взмах руки Ньютона в сторону пирамиды.
– Не бойся этого malakus, — сказал Ньютон. – Он больше не опасен, он даже со своими собратьями не может вступить в контакт.
– Собратьями?
– Да, с остальными malakim. Тебе известно об их существовании?
– Мне приходилось видеть подобный глаз. Но я не знал, что это такое и как оно называется.
– Древние именовали по-разному. Моисей и Соломон называли их malakim, и я тоже так называю. – Зыбкая тень опустилась на скамью. – Ты изучал когда-нибудь историю, Бенджамин Франклин?
– Не так глубоко, как хотелось бы, – честно признался Бен.
– Современная наука пренебрегает историей, – продолжал Ньютон. – Это позор, потому что все достижения сегодня – алхимия Бойля, анатомия Гарвея и даже мои собственные работы являются лишь заново открытыми знаниями древних.
– Вы имеете в виду древних греков? – спросил Бен, как только Ньютон сделал паузу. Тот факт, что у красного глаза есть имя, обрадовал Бена. Значит, существует и разумное объяснение ему. А следовательно, мучающая Бена ужасная тайна скоро раскроется и перестанет его пугать и терзать.
– Ранних греков. Ты слышал о Гермесе Трисмегисте?
– Согласно легенде, он – прародитель алхимии.
– Не совсем так. Но он был великим человеком, настолько великим, что древние греки почитали его, как бога. Так же высоко его возносили и в Древнем Египте, где называли – Тот, а древние римляне дали ему имя Меркурий. Но даже великому Трисмегисту достались лишь крупицы от тех знаний, что были дарованы Адаму в тот момент, когда он вкусил плод с древа познания, или тех знаний, что отрылись Моисею, когда он взошел на гору Синай. Только сейчас мы начинаем робко возвращаться к истинным знаниям. Да и то воспринимаем их излишне скептически.
– Вы сказали «скептически», сэр?
– Да, скептически. Но, несмотря на всеобщее недоверие, я продолжаю задаваться вопросом: какие научные открытия были сделаны в Содоме и Гоморре до их проклятия? Но ты спросил о греках, – уже более рассеянно продолжал Ньютон. – Так вот, полагаю, Пифагор и Платон владели истинными знаниями, я эти знания извлекаю на свет божий из глубины веков. Но великие греки совершили ошибку: они запечатлели послание в мистических символах. Аристотель и его последователи не смогли их правильно расшифровать, неверная интерпретация закрыла знания от мира на несколько столетий.
129 
