114 
Она смогла бы все, если бы знала, что Алекс будет рядом. Это не проблема. Настоящая проблема заключалась в том, сможет ли Алекс находиться рядом, или только будет терпеть ее рядом с собой. Вот этого Эвелин не знала.
Тишина начинала тяготить ее.
— Очень красиво, Алекс, — произнесла она с невеселой улыбкой. — Как в заколдованном замке. Ты долго привыкал к такой жизни?
Он покачал головой:
— Я много лет провел на грани нищеты и не умею ценить всего этого. — И опять криво усмехнулся. — Надо было сначала отвезти тебя в Корнуолл. Там бы ты чувствовала себя как дома. А этот дворец рассчитан на то, чтобы производить впечатление. Поместье, с которого все пошло, больше похоже на обычную ферму, только очень большую и старую, ей уже несколько веков. Там все просто. Я думаю, тебе понравится.
Эвелин даже не знала, увидит ли когда-нибудь поместье, поэтому лишь кивнула и, чтобы не стоять на месте, подошла к большому шкафу розового дерева. Может, там хранилась его одежда? Но спросить не решилась.
— Остальные комнаты смотреть будешь?
— А что, есть еще?
Она изумленно обернулась, а он уже указывал рукой на следующую дверь.
— Может, дальше и идти не стоит, если тебе тут так нравится?
Он смотрел на нее испытующе. Взгляд Эвелин метнулся к кровати, но она тут же отвела глаза. Как она хотела бы сейчас угадать, о чем он думает. Но эти темные глаза! Они вдруг посмотрели так, что Эвелин поняла — никогда и ничего уже не будет.
— Идем осматривать дальше твой дворец, — отозвалась она глухо.
— Вообще-то дворцы — это королевские резиденции. Для людей простых, вроде нас, больше подходит слово «дом».
И словно освобождаясь от недосказанности, только что возникшей между ними, он шагнул к двери и, широко распахнув ее, объявил:
— Ваш будуар, мадам! Комната служанки — дальше… Первый граф не особенно вдавался в подробности общения со слугами, но супруга второго графа решила, что вызывать горничную колокольчиком слишком по-варварски, поэтому рядом с будуарами предусмотрены комнаты для слуг.
Эвелин вошла в комнату, которая была больше, чем ее собственная спальня в Бостоне. В углу помещалась дверь, за которой будет спать кто-то чужой. Если у нее будет горничная. С другой стороны располагался массивный платяной шкаф, занимавший почти всю стену. Рядом с ним — затейливый туалетный столик с большим зеркалом. Тут Эвелин заметила еще одну дверь, очень похожую на ту, через которую она только что вошла.
— А там моя гардеробная, — догадался Алекс, быстро пересек комнату и распахнул дверь.
— О! — Эвелин отпрянула.
Все комнаты, через которые они прошли, были безликие, словно музейные залы, потому что в них никто не жил. А за этой дверью — Эвелин это чувствовала — начинается что-то иное.
— Входи, входи… Я видел твой дом. Теперь ты должна увидеть мой.
Он взял ее за локоть и легонько подтолкнул.
Гардеробная походила на будуар, только там было больше завитушек и позолоты, а здесь все выдержано в серых и голубых тонах да по туалетному столику, между подставками для париков, разбросаны в беспорядке расчески и щетки. Подставка в углу содержала набор тростей, похожих на клюшки для гольфа, и зонтиков. Рядом стояли высокие кожаные сапоги. На стене висела пара длинноствольных пистолетов с инкрустированными стволами и отполированными ручками. Дуэльные, догадалась Эвелин. И в сердце проник внезапный холодок.
Алекс уже ждал ее в дверях последней, как она надеялась, комнаты. Собравшись с духом, она твердо шагнула вперед.
И не ошиблась. Это было место, где он жил. Благодаря стараниям слуг в комнате было чисто и прибрано, однако не вызывало сомнения, что главным предметом обстановки здесь является небольшой застекленный шкафчик, плотно заставленный разнокалиберными графинами и хрустальными бокалами. В изголовье кровати и по стенам были развешаны пейзажи, изображавшие, в основном, море. Здесь тоже преобладали сумрачно-голубые тона, все было выдержано в строгом, почти средневековом стиле. Последним, суровым и завершающим, росчерком были две старинные шпаги, скрещенные на стене.
Эвелин с интересом разглядывала каждый предмет обстановки. В шкафу наверняка развешаны дорогие сюртуки, к которым он питал пристрастие. Если он носил ночные рубашки и колпаки (этой мысли Эвелин невольно улыбнулась), то они, скорее всего, помещались в ящиках комода. На тумбочке возле кровати, под лампой, лежала стопка потрепанных томиков, зато на обширных полках книжного шкафа, вперемежку со стопками газет, чинно стояли тома в дорогих кожаных переплетах. Там же она разглядела несколько составленных в один угол счетных книг. Значит, здесь он и работал. Во всем, в каждой вещи, настолько чувствовалось его присутствие, что внутри у Эвелин что-то задрожало, откликаясь на смутный зов. Только справившись с собой, она смогла оглянуться.
114 
