418 
У Цинны волосы встали дыбом. Он смотрел на Сертория со все возрастающим ужасом.
— Ты имеешь в виду, что Гай Марий собирается устроить в Риме кровавую бойню?
— Я в этом убежден. И не думаю, что кто-нибудь сможет его остановить.
— Но он не должен так поступать! Крайне важно, чтобы я вступил в Рим как законный консул, как миротворец, предотвративший дальнейшее кровопролитие, как человек, который пытается помочь нашему бедному городу обрести былое величие.
— Желаю удачи, — сухо сказал Серторий и встал. — Я буду на Марсовом поле, Луций Цинна, и пока намереваюсь оставаться там. Мои люди преданы мне, так что можешь на них рассчитывать. Я поддерживаю восстановление в должности законно избранного консула! И не поддержу ничего из того, что предпримет Гай Марий.
— В любом случае оставайся на Марсовом поле. Но, умоляю тебя, появись, как только начнутся какие-нибудь переговоры!
— Не беспокойся, я не допущу никакого провала, — заверил Серторий и вышел, вытирая кровь с левой щеки.
На следующий день Марий снял свой лагерь и повел легионы прочь от Рима, направляясь на Латинские равнины. Смерть Помпея Страбона послужила хорошим предостережением — среди огромного скопления людей, расположившихся вокруг большого города, непременно вспыхнет эпидемия. Марий решил, что лучше отвести своих солдат туда, где найдутся свежий воздух и незараженная вода и где можно вдоволь пограбить зерновые и продуктовые склады. Ариция, Бовиллы, Ланувий, Антий, Лаврент богаты и не окажут никакого сопротивления.
Узнав об уходе Мария, Квинт Серторий удивился: не является ли подлинной причиной этого маневра желание обезопасить себя и своих людей от Цинны? Марий мог быть сумасшедшим, но дураком он не был.
Настал конец ноября. Обе стороны, точнее говоря, все три стороны знали, что «истинное» руководство Рима во главе с Гнеем Октавием Рузоном обречено. Армия покойного Помпея Страбона наотрез отказалась принять Метелла Пия в качестве своего нового командира. Она перешла через Мульвиев мост и предложила свои услуги Гаю Марию. Именно ему, а не Луцию Цинне.
Угроза голодной смерти нависла над восемнадцатью тысячами человек, многие из которых были из легионов Помпея Страбона. А зернохранилища Рима были абсолютно пустыми. Почувствовав начало конца, Марий вернулся со своей личной охраной из пяти тысяч рабов и вольноотпущенников на южный склон Яникула. Знаменательным было то, что он не привел с собой остальную часть армии — ни самнитов, ни италиков, ни остатки легионов Помпея Страбона. «Так-то он обеспечивает свою безопасность?» — удивлялся Квинт Серторий. Да, все это очень походило на то, что Марий сознательно решил держать основную часть своих войск в резерве.
* * *
На третий день декабря делегация для переговоров перешла через Тибр по двум мостам. Она состояла из Метелла Пия Поросенка, цензора Публия Красса и братьев Цезарей. В конце второго моста их ждали Луций Цинна и Гай Марий.
— Приветствую тебя, Луций Цинна, — произнес Метелл Пий, пораженный присутствием Гая Мария, а еще более — его свитой, которая состояла из подлого негодяя Фимбрии и огромного германца в великолепных золоченых доспехах.
— Ты обращаешься ко мне как к консулу или как к частному лицу? — холодно поинтересовался Цинна.
Как только он произнес это, Марий бешено повернулся к нему и прорычал:
— Слабак! Мягкотелый идиот!
— Как к консулу, Луций Цинна, — сглотнув, ответил Метелл Пий.
Теперь уже Катул Цезарь набросился на Поросенка и зашипел:
— Предатель!
— Этот человек — не консул! Он обвинен в святотатстве! — вскричал цензор Красс.
— Ему нет необходимости быть консулом, он победитель! — выкрикнул Марий.
Зажав руками уши, чтобы не слышать яростной перепалки, в которой не принимали участия только Метелл и Цинна, Метелл Пий в гневе повернулся и гордо зашагал назад по мосту. Он возвращался в Рим. Когда он рассказал о случившемся Октавию, тот в свою очередь напустился на незадачливого Поросенка:
— Как ты посмел признать его консулом? Он уже не консул, а святотатец.
— Этот человек является консулом, Гней Октавий, и будет оставаться консулом до конца этого месяца, — холодно отозвался Метелл Пий.
— Хорош же из тебя участник переговоров! Неужели ты даже не понимаешь, что худшее из всего, что мы можем сделать, — это признать Луция Цинну законным консулом? — спросил Октавий, грозя пальцем Поросенку, как школьный учитель.
418 
