Особенно,... 
90 
— В своих целях? Не в целях Цезаря?
— Корнелия Метелла говорит, что у Антония большие амбиции и что он хочет сравняться с Цезарем.
— Как там она?
— Хорошо. — Лицо Секста беспомощно сморщилось, но он быстро справился с приступом слабости. — Она построила мраморный склеп на территории своей виллы в Альбанских горах, после того как Цезарь прислал ей прах отца. Кажется, он где-то встретил нашего вольноотпущенника Филиппа, который сжег тело отца в Пелузии, на берегу. Сам Цезарь кремировал голову. Прах сопровождало теплое, приятное письмо — это ее слова, — в котором говорилось, что ей разрешено сохранить свое имущество и состояние. Она держит это письмо при себе, на случай если Антонию вздумается все у нас конфисковать.
— Я поражен и… и очень обеспокоен, Секст, — сказал Катон. — Где сейчас Цезарь? Что он замышляет? Как я могу об этом узнать?
На другой день, через два часа после рассвета, семнадцать человек собрались в зале для аудиенций губернаторского дворца.
«О, — подумал Катон с упавшим сердцем, — я вернулся на свою арену, но, кажется, потерял вкус ко всему, что тут творится. Может быть, это мой недостаток — отсутствие всяческого стремления к высшим командным постам, но если так, то этот изъян очень хорошо сообразуется с философией, безжалостно и безраздельно владеющей моей душой. Я точно знаю, что мне следует делать. Люди могут смеяться над моими самоограничениями, но потакать своим прихотям намного хуже. А что такое стремление к власти, как не потачка себе? Вот мы здесь, тринадцать человек в римских тогах, готовые разорвать друг друга из-за пустой скорлупы, именуемой генеральской палаткой. Неплохая метафора! И очень верная! Сколько людей занимали подобную скорлупу? А главное, чем они ее наполняли? Кто пребывал в ней скромно, без роскоши? Один только Цезарь. Как я его ни ненавижу, но вынужден это признать!
А эти четверо наверняка нумидийцы. Один из них явно царь Юба. Весь в тирском пурпуре, на вьющихся длинных локонах — белая диадема. Борода тоже курчавая, перевита золотыми нитями. Как и другим двоим, ему около сорока. А четвертый совсем еще молод».
— Кто эти… персоны? — спросил Катон своим самым громким и самым противным голосом.
— Марк Катон, говори тише, пожалуйста! Это царь Нумидии Юба, царевич Масинисса с сыном Арабионом и царевич Сабурра, — ответил Вар, немного смутясь.
— Удали их, губернатор! Они не римляне! Это собрание не для них!
Вар еле сдержался.
— Нумидия — наш союзник в войне против Цезаря, Марк Катон, и они имеют право присутствовать здесь.
— Может быть, они и имеют право присутствовать на военном совете, но не имеют права наблюдать, как тринадцать римских аристократов выставляют себя идиотами, споря о чисто римских делах! — заорал Катон.
— Собрание еще не началось, Катон, а ты уже буянишь, — сквозь зубы проговорил Вар.
— Я повторяю: это собрание римлян! Извинись за меня, но пусть иноземцы уйдут!
— Извини, но я не могу этого сделать.
— Тогда я останусь здесь, но в знак протеста не пророню ни слова! — рявкнул Катон.
Сопровождаемый пристальными взглядами четверых нумидийцев, он отошел в глубь помещения и встал за спиной Луция Юлия Цезаря-младшего. Тоже побег от древа Юлиев, чей отец Цезарю — двоюродный брат, а также правая рука и верный сторонник. «Интересно, — думал Катон, сверля взглядом спину Луция-младшего. — Сын идет против отца».
— Он и в подметки родителю не годится, — прошептал Секст, бочком придвигаясь к Катону. — Способный, конечно, но не в состоянии это признать.
— А ты сам не хочешь стоять где-нибудь в первых рядах?
— В моем возрасте? Нет, рановато!
— Я замечаю в тебе некоторое легкомыслие, Секст Помпей. Тебе следует от него избавляться, — сказал, опять по обыкновению трубно, Катон.
— Я знаю об этом, Марк Катон, поэтому и стараюсь держаться к тебе поближе, — так же громко ответил Секст.
— Тихо там, в задних рядах! Я призываю к порядку!
— К порядку? К какому такому порядку? Что ты имеешь в виду, Вар? Я вижу здесь по крайней мере одного жреца и одного авгура! С каких это пор собрание римлян, намеревающихся обсудить государственные дела, проводится без предварительных молитв и прочтения знаков? — крикнул Катон. — Неужели наша дорогая Республика дошла до того, что даже такие люди, как Квинт Цецилий Метелл Пий Сципион Назика, принуждены стоять и молчать, не возражая против твоих незаконных действий? Я не могу заставить тебя выдворить иноземцев, Вар, но я запрещаю тебе начинать собрание, не воздав почестей Юпитеру Наилучшему Величайшему и Квирину!
90 
