160 
Хрипы стихали. Октавий вышел из тяжелого испытания относительно невредимым.
— Какие сейчас ходят слухи? — спросил Цезарь Филиппа, который обмяк и вздохнул с облегчением.
— Я слышал, что Цицерон сейчас на своей вилле в Тускуле, пишет новый шедевр, — напряженно ответил Филипп.
Не получается спокойной трапезы. Надо бы срочно принять лазерпиций.
— Ты сказал это с некоторым неодобрением. Тема шедевра?
— Надгробное слово Катону.
— О, понимаю. Из этого я заключаю, что он все еще отказывается войти в сенат?
— Да, хотя Аттик регулярно взывает к его здравому смыслу.
— Бесполезно! — раздраженно воскликнул Цезарь. — Что еще?
— Бедный Варрон вне себя. Антоний, будучи твоим заместителем, использовал свою власть и лишил Варрона некоторых наиболее приличных поместий, записав их на свое имя. И получает с них доходы, сделавшись частным лицом. Деньги эти ему очень кстати. Ростовщики требуют возвратить им заем, который он брал для покупки дворца Помпея на Каринах. Этот памятник дурновкусию очень дорого ему встал.
— Благодарю тебя за эти сведения. Я отнесусь к ним со вниманием, — мрачно сказал Цезарь.
— И еще одно, Цезарь, о чем ты должен знать, хотя, боюсь, это станет для тебя ударом.
— Наноси свой удар, Филипп.
— Твой секретарь, Гай Фаберий.
— Я уже понял, что с ним что-то не так. Ну же?
— Он торгует римским гражданством.
«О Фаберий, Фаберий! После всех этих лет! Кажется, никто, кроме самого Цезаря, не может набраться терпения и подождать своей доли в трофеях. Триумфы свои я начну отмечать совсем скоро, через месяц-другой. А доля Фаберия дала бы ему возможность получить статус всадника. Теперь же он не получит вообще ничего».
— И много он берет?
— Достаточно, чтобы купить хоромы на Авентине.
— Он говорил о доме.
— Я бы не назвал особняк Афрания просто домом.
— Я тоже.
Цезарь резко повернулся на ложе, подождал, когда слуга обует его и застегнет пряжки.
— Октавий, проводи меня, — приказал он. — Кальпурния может остаться еще ненадолго и поболтать. Я пошлю за ней паланкин. Благодарю тебя, Филипп, за угощение и за информацию. Ты меня просветил.
Страшный гость ушел. Филипп сунул ноги в шлепанцы и прошел в гостиную своей жены. Там Кальпурния и Октавия с тщанием перебирали груды новой одежды. Атия просто наблюдала за ними.
— Он успокоился? — подходя к двери, прошептала она.
— Октавий ответил на все вопросы, и его настроение улучшилось. Твой сын — замечательный парень, моя дорогая.
— О, какое облегчение! Октавия действительно хочет этого брака.
— Я думаю, Цезарь сделает Октавия своим наследником.
Ее лицо исказилось от ужаса.
— Ecastor! Нет!
Поскольку просторный дом Филиппа находился на той стороне Палатина, где и Большой цирк, фасад его больше смотрел на запад, а не на север. Цезарь и юноша, оба в тогах, прошли к Верхнему Форуму и обогнули угол торгового центра, чтобы спуститься по склону Священного холма к Общественному дому. Цезарь остановился.
— Скажи, пожалуйста, Трогу, чтобы он послал паланкин за Кальпурнией, — попросил он Октавия. — Я хочу оглядеть мои постройки.
Октавий почти сразу вернулся, и они возобновили прогулку. Уже смеркалось. Солнце садилось, золотя арочные этажи табулария и слегка изменяя цвета возвышающихся над ним храмов. Храм Юпитера Наилучшего Величайшего доминировал, а Юнона Монета расположилась на более низкой площадке. Почти каждый дюйм пространства вокруг них занимали святилища, воздвигнутые в честь каких-нибудь богов или их ипостасей. Старые храмы были маленькими, однообразными, а самые новые сияли богатыми красками, сверкали позолотой. Только так называемое священное убежище, небольшой распадок между двумя уступами, было свободным. Там росли сосны, тополя и несколько африканских папоротниковых деревьев.
Строительство базилики Юлия уже полностью завершилось. Цезарь стоял, с удовлетворением любуясь ее соразмерностью и красотой. Фасад этого нового двухэтажного Дома суда покрывал цветной мрамор, а между коринфскими колоннами, разделенными арками, стояли статуи его предков, от Энея и Ромула до Квинта Марция Рекса, построившего акведук. С ними соседствовали Гай Марий, Сулла и Катулл Цезарь. А еще его мать, его первая жена Циннилла, обе тетушки Юлии и третья Юлия — его дочь. Вот лучшее из преимуществ правителя мира: он мог воздвигать любые статуи, включая и женские, какие хотел.
160 
