.
Очередная сказка о Золушке 
232 
Кто-то поздоровался с ним, поклонился ему и торопливо удалился, увидев, в каком он состоянии. Но они простят! Все прощали его. Ведь понятно: жена умерла, дети плачут по ней, и он тоже плачет по ней. А где-то в пятистах милях к югу то бесчестье, тот старый скандал. «Ах, сенатор Карло Трески! – должно быть, говорят они себе. – Что ему пришлось перенести!»
Еще кто-то. Федерико тронул его за локоть. А он не отрывал глаз от женщины в черном. Она определенно пыталась соблазнить его.
– Я же сказал, оставь меня одного.
– …Пришел, и никого на нем не было, синьор.
– На нем? Я не расслышал тебя.
– На пакетботе[46], синьор. Там не было…
Шлюха была изящной, похожей на кошку; в ней чувствовалось что-то явно элегантное – в колыхании ее платья или в том, как она шла против ветра. Он хотел ее, он хотел ее! А когда с этим будет покончено, он встанет на колени и признается: «Я убил его. У меня не было выбора, я не…» Он повернулся кругом и посмотрел на Федерико более внимательно.
– Что ты сказал?
– На пакетботе никого не было, синьор. И никакого послания тоже. – И, понизив голос почти до шепота, прибавил: – Никакого послания из Рима.
– Не было, так будет.
Карло распрямил плечи. Итак, ожидание продолжается, а с ним и ощущение вины. Нет, не вины, а просто неловкости, напряжения, ощущения невозможности дышать.
Теперь он почти с ужасом ожидал этого послания. После той первой вспышки гнева, когда он спросил, может ли быть уверен в их преданности, они сказали ему: «Мы привезем доказательство». – «Неужели? И что же это будет? – спросил он тогда. – Окровавленная голова в мешке?»
Он тогда засмеялся, и даже они, эти убийцы, оцепенели от ужаса, хотя и попытались скрыть это за непроницаемостью своих лиц, словно вырезанных из дерева, грубо, без всякой шлифовки. «Не нужно привозить мне доказательство. Нужно только сделать это. А новость быстро доберется до меня».
Певец Тонио Трески! Именно так его называют, даже при нем, при Карло, даже обращаясь к нему, его брату, осмеливаются говорить: «Певец Тонио Трески»!
Много лет назад те тоже обещали ему принести доказательство, но он отверг это. А когда они все же развернули перед ним кровавую тряпку и он увидел месиво из внутренностей и крови, то отскочил за стул, чтобы не видеть, и заорал: «Уберите это от меня, уберите!»
– Ваше превосходительство… – Федерико обращался к нему.
– Я не пойду домой.
– Ваше превосходительство, раз послания все еще нет, значит, остается вероятность того, что…
– Какая еще вероятность!
– Вероятность того, что им не удалось этого сделать.
В голосе Федерико слышалось легкое раздражение, какое-то беспокойство. Он стрелял глазами по всей площади, но лишь слепо скользнул взглядом по неожиданно появившейся женщине в черном. «Так ты не видишь ее? Зато я вижу!» – улыбнулся Карло.
– Не удалось? – усмехнулся он. – Ради бога, он же всего-навсего треклятый евнух! Они могли бы придушить его голыми руками!
Он поднял бутылку и почти дружеским жестом отодвинул Федерико, чтобы тот не загораживал женщину. Да, она снова была здесь. «Отлично, красавица, иди же ко мне!» – сказал он про себя и быстро стал глотать бренди.
Обжигающий напиток прочистил ему рот, прояснил глаза. Дождь падал беззвучно, невесомо, похожий на серебристое кружево.
И тепло в груди было просто роскошным; Карло не отнимал бутылки от рта.
В свои последние дни Марианна металась по комнате, выдергивая ящики из шкафов и комодов: «Отдай ее! Ты не имеешь права забирать ее у меня! Я ее здесь положила! Ты меня здесь не удержишь!»
А потом последовало предупреждение старого врача: «Она себя убьет». А в конце – крики Нины, бегущей по коридору: «Она не говорит, она не шевелится!» – и плач, плач…
За четыре часа до смерти она это знала. Она открыла глаза и сказала: «Карло, я умираю».
«Я не дам тебе умереть! Марианна!» – звал он ее. А потом она на миг очнулась, села на постели, распахнула глаза. «Тонио!» – и больше не произнесла ни слова.
Тонио, Тонио, вечно один только Тонио.
– Синьор, пора домой… Если это не удалось сделать так, как это должно было быть сделано, есть опасность, что…
– Что? Им нужно было просто свернуть шею каплуну! Если они еще этого не сделали, значит, сделают. Не желаю больше говорить об этом. Ступай!
«Певец Тонио Трески!» – презрительно усмехнулся Карло.
– Но на пакетботе обязательно должно было быть какое-то послание.
232 
