Все эти дамы твердо держались неписаного правила: клиента ни в коем случае нельзя целовать. Поцелуй считался символом любви, а это слово пачкать и смешивать с работой нельзя. Ивонне эта заповедь всегда казалась абсолютно лишенной смысла. Помимо обычных услуг девушки были готовы на самые отвратительные, святотатственные действия, которые только можно вообразить, они были готовы подчиниться любым прихотям и капризам своих клиентов – но только не целовать их. На самом деле, если бы одна возможность исключала другую, здравый смысл должен был подсказать, что поцелуй – это наименьшее зло. Ивонна с самого начала разрушила эту древнюю догму. И именно в этом заключалась причина ее успеха. Клиентам Ивонны доставалось тепло ее языка, гостеприимство ее губ, слова, которые они хотели бы слышать от своей возлюбленной, и все мужчины считали себя единственными и особо отмеченными. Ивонна пробуждала в них ощущение свободы. Эта красивая, хрупкая, ласковая, как невеста, девушка не могла быть шлюхой. И вот тогда-то они и попадались на крючок. На самом деле единственное, что было нужно Ивонне, – это избежать страшной пытки, когда незнакомый мужчина проникает в ее тело и изливает в него свое сладострастие. И вот какое открытие она сделала: обыкновенный поцелуй зачастую позволяет избежать этих мучений. Коллеги Ивонны по ремеслу воспринимали такой подход как измену профессиональной этике, а еще как прием, ставящий их в неравные условия. С другой стороны, беспрецедентное поведение Ивонны обычно понимали как жест высокомерия. И уж конечно, девушке не могли простить того, что администратор выделяет ее из всех других.
В конце концов девушки решают расставить точки над i. Они угрожающе смыкаются вокруг тоненькой Ивонны, и самая опытная проститутка начинает ее обличать в ритме милонги:
- Ты француженка, так что ж,
- почестей особых хочешь?
- Только ничего не выйдет;
- я не знаю, что такого
- эти дурни в тебе видят,
- что за зелье ты даешь,
- чем им голову морочишь,
- но последнее готовы
- выгрести из кошелька,
- не в себе они, пока
- по-французски ты лопочешь.
Круг смыкается все теснее, слово берет женщина с бюстом устрашающих размеров; она поет вызывающим тоном:
- Что они в тебе находят? —
- ведь в тебе грудинки меньше,
- чем в похлебке овощной,
- не похожа ты на женщин,
- как Иисус – моща мощой.
- Жалко им тебя, видать, —
- или, может, их заводит
- вид худющий, непривычный
- Магдалины рахитичной —
- как бедняжке не подать?
Теперь дорогу себе расчищает третья исполнительница – приземистая пышнотелая дама заводит свою строфу, недобро усмехнувшись:
- Чем ты их приворожила? —
- расскажи мне свой секрет,
- спичка с красною головкой,
- кости, кожа, ямки, жилы,
- тела нет – один скелет;
- чем ты можешь быть полезна? —
- разве что мерсикать ловко,
- петь на ушко «Марсельезу».
Однако Ивонна совсем не напугана; вот она стоит возле стойки бара, вскинув голову, и, пользуясь преимуществом в росте, свысока изучает телеса своей соперницы и поет в ответ:
- Ты присядь, а то устанешь:
- при твоем телосложенье
- лишние вредны движенья,
- но не унывай и ты,
- просто верь в свое призванье:
- любишь лавры и цветы —
- может быть, ты тоже станешь
- королевой красоты
- в деревенском балагане.
В ответ, видя, что запугать Ивонну не получается, проститутки объединяются в
- Нет ужаснее позора
- в нашем древнем ремесле,
- чем клиентов целовать,
- с ними нежно ворковать —
- это все для сутенера;
- а француженка скупая
- ищет выгоды везде,
- поцелуи рассыпая,
- хочет чувством торговать.
Ивонна, стоя в центре круга, делает полный оборот, она смотрит на всех и на каждую в отдельности. В конце концов взгляд Ивонны останавливается на самой опытной; девушка по-театральному звонко смеется и бросает предводительнице в лицо:
- Как сказал Сармьенто [40]: «Да!»,
- воспарили вы над миром:
- королева не целует —
- сразу кто-нибудь почует
- запах рыбы с козьим сыром,
- годы тяжкого труда
- оставляют стойкий запах.
- Что ты можешь мне сказать,
- если побывала в лапах
- ты у целого у войска?
- Принимала эту рать —
- и героя-полководца,
- и солдат, и жеребцов
- в лагере своих трусов.
В конце концов, когда песнями ограничиваться уже никто не собирается (самые ретивые девицы уже готовы пустить в дело ножи, которые спрятаны у них под юбками, прижатые к телу подвязками), в зале появляется Андре Сеген, и коллеги скрепя сердце вынуждены оставить Ивонну в покое.