Особенно,... 
93 
— Палач? — переспросила Шафти.
— Одна капля — и ты покойник, — ответила Полли. Джекрам улыбнулся, как учитель способному ученику.
— Именно так, Шафти. Самогон. Стоит мужчинам собраться вместе, кто-нибудь найдет, что может перебродить в резиновом сапоге, отцедит в старый котелок и предложит друзьям. Судя по запаху, это сделано из крысы. Хорошо сбраживаются. Хочешь попробовать?
Шафти отгородилась от предложенной бутылки. Сержант рассмеялся.
— Вот и умница. Лучше пей пиво.
— А офицеры не пресекают это? — спросила Полли.
— Офицеры? Да что они могут знать? Да и я купил это у сержанта. Никто не смотрит?
Полли всмотрелась в сгустившиеся сумерки.
— Нет, сержант.
— А-черт, — вырвалось у него. — Как огонь. И паразитов уничтожить. Все должно быть по чести. — Он быстро глотнул, выплюнул и заткнул бутыль пробкой. — Дрянь, — заключил он. — Ну, все, теперь идем.
— Куда, сержант? — спросила Шафти. — Вы ведь можете сказать нам теперь, а?
— В тихое местечко, где найдется то, что нам нужно, — ответил Джекрам. — Оно где-то здесь.
— Но от вас разит, как от пьяного, сержант, — не унималась Шафти. — Пустят ли вас туда в таком виде?
— Да, Шафти, мальчик мой, пустят, — кивнул Джекрам, шагая вперед. — Потому что в моих карманах звенят деньги, и от меня пахнет выпивкой. Пьяных богачей пропустят всюду. А… вот здесь внизу, здесь будет… да, я был прав. Вот оно. Незаметно и слегка деликатно. Там что-нибудь сушится, парни?
С этой стороны долины, вымытой зимними дождями, за полудюжиной унылых палаток было натянуто несколько бельевых веревок. Если на них что и было, то все уже было покрыто холодной росой.
— Жаль, — произнес Джекрам. — Что ж, значит, будет по-плохому. Запомните: будьте естественными и слушайтесь меня.
— М-меня т-тряссет, — пробормотала Шафти.
— Замечательно, замечательно, очень естественно, — кивнул Джекрам. — Ну что ж, это то, что нам нужно. Приятное, тихое местечко, никто не следит за нами, милая тропиночка к самой вершине… — Он остановился возле огромной палатки и постучал по вывеске своей тростью.
— Прочные Галупки, — прочла Полли.
— Ну, а что? Этих дам нанимали вовсе не ради чистописания, — ответил Джекрам, открывая полу палатки с дурной репутацией.
Внутри было душно, и очень походило на брезентовую прихожую. Дама, в черном шерстяном платье больше смахивавшая на ворону, поднялась с кресла и посмотрела на их трио таким оценивающим взглядом, какого Полли ни разу не замечала прежде. Последним пунктом в нем стояла стоимость сапог.
Сержант снял свое кепи и бодрым голосом, источавшим бренди и дерьмовый сливовый пудинг, заговорил:
— Добрый вечер, мадам! Я сержант Смит, так-то! И я и вот эти мои мальчуганы захватили военные трофеи, если вы понимаете, о чем я, и придержали бы их, но он упрашивали меня, требовали отвести их в ближайший дом с прекрасной репутацией, дабы из них сделали мужчин!
Крошечные глазки вновь впились в Полли. Шафти, чьи уши горели, точно маяки, уставилась прямо на пол.
— Похоже, это будет работа с половинкой, — коротко ответила женщина.
— Я ни разу еще не слышал более правдивых слов, мадам! — разошелся Джекрам. — Два ваших прекраснейших цветка, полагаю, справятся с каждым из них. — И раздался звон, когда Джекрам с потрясающей легкостью положил на маленький шаткий столик несколько золотых монет.
Что-то в их свечении окончательно убедило хозяйку. Ее лицо выдавило улыбку, такую же липкую, как и след слизняка.
— Ну что ж, мы всегда рады видеть здесь Взад-и-Вперед, — произнесла она. — А вы… джентльмены проходите в, э, вовнутрь?
Позади себя Полли услышала тихий звук и обернулась. Она не заметила человека, сидящего на стуле прямо рядом с дверью. Он должен был быть человеком, потому что розовых троллей попросту нет; рядом с ним тот тавернщик из Плёна был бы похож на какую-то водоросль. Он был затянут в кожу, которая как раз таки и скрипнула, а глаза его были лишь слегка приоткрыты. Когда он заметил, что она смотрит на него, то подмигнул. И вовсе не по-дружески.
Иногда случается так, что план вдруг перестает работать. Но если ты уже на полпути, лучше об этом не узнавать.
— Э, сержант, — позвала она. Тот повернулся, увидел выражение ее лица и, кажется, впервые заметил охранника.
— О, боже, где же мои манеры? — проговорил он, отступая назад и роясь в карманах. Наконец он достал золотую монетку и вложил ее в руку остолбеневшему человеку. Потом повернулся к ним, теребя кончик носа с идиотским выражением всезнания.
93 
