– Можно просто Джейсон, – предлагаю.
Он останавливается и внимательно смотрит через плечо.
– Давайте не будем выходить за рамки формальностей, пока не покончим с делами. Если, конечно, с вами можно иметь дело?
– Заметано, – говорю.
Он заговорщицки кивает, и мы проходим в спальню. Маргарет Тэтчер здесь, как ни странно, нет. Зато полно девчачьей одежды на вешалках.
– Здесь Кэтлин жила… Оставили все, как есть. Я так никогда и не… – Тут он давай всхлипывать; снял очки и трет глаза. Затем берет вешалку, топик с надписью «Некст» и протягивает мне. Посмотрел на меня и забрал. – Вы бы не стали… Нет, я это по глупости… Простите, Кинг. Считайте, что это безумие от горя утраты. Когда вы все вдруг теряете и переходите границу отчаяния, вы готовы на что угодно, лишь бы унять боль. Я знаю, что это глупо…
– А в чем дело-то? – слышу я свой голос. – Чем смогу – помогу.
Старик смотрит огромными влажными глазами, и мне вспоминается «Бэмби». Мы смотрели вместе с матерью, и в эпизоде, где погибает мама Бэмби, моя сказала:
– А если бы это была я, никто бы и не заплакал.
– Я, мамочка!.. Я – твой маленький Бэмби.
А она налила еще аперитивчику и давай себя жалеть. Да, было времечко, скажу я вам, пока она не срулила с засранцем Арни, владельцем Кровати-С-Балдахином. И поперло меня от этих воспоминаний. Бедняга Олли Мейсон!
– Все, что могу…
– Вы могли бы оказать мне неоценимую услугу, мистер Ки… Джейсон. Видите ли, мне не удалось попрощаться с Кэтлин, а вы так ее напоминаете. Знаю, это глупо, эгоистично с моей стороны. Но я был бы весьма признателен…
Ну, думаю, старикан, помогая тебе, я помогу себе. Так вперед же, по святым землям! Да начнется процесс излечения!
– Все, что хотите, Олли.
– Мне бы хотелось… если бы вы согласились… эту одежду… Я понимаю, это выходит за рамки, но если бы вы оделись, как Кэтлин… всего на несколько минут… я был бы так благодарен… Мне только и надо попрощаться и… как бы получше сказать… примириться.
– Э-э… ммм…
– Ее вещи пошиты словно для вас, Джейсон.
Я разглядываю шмотки. А ничего прикид.
– Да я не сомневаюсь, Олли.
Меня особо уговаривать не надо; если я помогу старому придурку, то некоторые умники в «Готе» заткнутся и не увидят, как король Файфа отправляется в далекое прошлое настольного футбола. Я напяливаю все: блузку, короткую юбку, чулки, ну и конечно, туфли на высоком каблуке; старикан был просто в восторге, когда они подошли. Затем он появляется с париком и косметикой; вот это уже засада.
– Просто невероятно! Вы – вылитая она в последние дни жизни… Моя девочка работала страховым брокером в компании «Скоттиш эквитабл». – И сует мне парик и косметику в руки. Ну, ни фига себе! – Раз уж вы до сих пор были так добры, мистер Кинг, то не откажете старику… Это усилит ваше невероятное сходство с Кэтлин.
– Э-э… хорошо, – отвечаю. Что ж, увяз коготок – погибла птичка.
– Не перестарайтесь с косметикой, мистер Кинг. Моя Кэтлин не была вульгарной девушкой.
– Нисколечко не сомневаюсь, Олли, нисколечко, – говорю и сажусь к зеркалу. -Да, раз уж мы шли выпить виски, я бы сейчас пропустил каплю для храбрости.
– О, конечно, Джейсон. – Он отправился за выпивкой. – Хорошо же я гостей принимаю…
Слышно, как он шлепает вниз по ступенькам. Я быстро делаю свое дело. Смотрюсь в зеркало в полный рост – а что, неплохо! Спускаюсь по лестнице, меня уже ждет Олли с двумя здоровенными стаканами вискаря.
– Изумительно… Глазам своим не верю! Вы похожи на Кэтлин даже больше, чем… пожалуйста, садитесь.
Я разваливаюсь в кресле, а он садится у меня в ногах и принимается целовать мне туфли и ноги, а потом вдруг как взвоет:
– Прости, прости меня дорогая, прости! – А потом – бац! – как ткнется своей башкой мне выше колен!
Смотрю я на козлиную макушку, плешивый колпак с остатками седины, и не знаю, куда рожу девать.
А он все блеет, как ему, мол, жаль, и я шепчу так нежно:
– Ничего, папа.
– Повтори, – отвечает, да настойчиво так.
– Не переживай, папа… папочка, все будет хорошо, – говорю.
Он все всхлипывает да всхлипывает, а сам мне локтем ногу трет. Потом вдруг застывает, как в судорогах, сопит, сопит; затем вздрагивает, обмякнув, и шепчет:
– Спасибо… спасибо… о Боже…
Только несколько мгновений ему удалось посидеть, расслабившись у моих ног. Но тут в двери повернулся ключ, и старикашка взметнулся: