– Скажи этому англосаксу, что мы снимаем по-моему, или я пас.
К чести Асада надо заметить, что он так и передал. В итоге на собрании группы порешили считать меня главным. Гребаный вокалист, все остальные звали его Томми Воробей, сначала бесился, а потом резко переменился и остаток съемок бегал за мной по пятам, как собачонка, повторял, какой я клевый, и все звал надраться на пару. С этой своей назойливостью он мне подошел и объяснил, что моя подруга сегодня не выступает. Да и просто так не заходила.
Я огляделся, но Трейси тоже не увидел. Ну конечно, по субботам у нее выходной, они с Пен частенько ходили пропустить по стаканчику. Это был их вечер: девчонки перекусывали, брали пива, и кто я такой, чтобы на них сердиться; с тех пор как я заделался трезвенником, в моей компании им наверняка скучновато. Я решил оставить девушек в покое и поехать прямиком к Иоланде, но сначала позвонил удостовериться, что это ее не затруднит. Кажется, она выпила, но обрадовалась моему звонку. Сказала, что у нее сейчас гость, от которого она предпочла бы избавиться, так что придется немного подождать.
Я был только за. Вернулся домой, перечитал последний вариант «Шумихи». Именно ради этого, сказал я себе, мы с Иоландой и познакомились. Я увлекся и, кажется, потерял счет времени. Прошел целый час. Я снова набрал Пен, ни на что особо не рассчитывая. Когда они с Трейси выбирались поразвлечься, то отрывались по полной. Я вышел на улицу, сел в «ленд-крузер» и поехал за город. Темное небо казалось бесконечным, а я все мчался по шоссе и думал об Иоланде. Это интервью станет последним. Я все переживал, как бы у нее снова крыша не поехала, но такой спокойной и умиротворенной я ее ни разу не видел. В глазах мерцал дикий огонек, а губы искривила улыбка. Иоланда встретила меня в дверях, на ней были белая блузка и черные брюки.
– Рэймонд, в последнее время мне что-то часто приходится перед тобой извиняться. Прости, в прошлый раз я вела себя недостойно. Но уверяю, больше просить прощения мне не придется.
– Не вопрос, Иоланда. – Я махнул рукой, отметая ее сомнения. – Но должен тебя предупредить: это наша последняя встреча. С работой все здорово сложилось: сначала еду в Лос-Анджелес, а потом в Техас снимать кино.
– Я это предчувствовала, – с мрачной улыбкой ответила она. – Ты целеустремленный парень, Рэймонд Уилсон Батлер. Высоко метишь.
Я постарался, чтобы улыбка вышла не слишком самодоволь-ной. Иоланда была совершенно права. Метил я действительно высоко. Она принесла напитки: себе -джин, мне, как обычно, лимонад. Может, потому что больше мы встречаться не собирались, а может, потому что недавний успех сделал из меня самонадеянного придурка, я решил спросить про пластические операции.
– Вы… – Я прикоснулся к своему лицу. – Вы над ним поработали?
– Это что, констатация факта? – рассмеялась Иоланда, мой вопрос ее нисколько не покоробил.
Я хотел возразить, но она остановила меня царственным жестом.
– Не переживай. Дело давнее, да и хирург был не самым лучшим в Беверли-Хиллс, – усмехнулась она. – Вообще-то он был даже не из Беверли-Хиллс, так, какой-то недоумок с окраины Хьюстона. – Иоланда усмехнулась.
Сейчас ее лицо как никогда походило на морду горгульи: нервы застыли, покореженные неправильными разрезами и натяжением старческой кожи.
– Почему вы решили лечь под нож?
– Меня уговорил Ларри Бриггс. Думал, если я снова буду похожа на королеву красоты этого долбаного штата, ему голосов больше достанется. Если честно, особенно настаивать ему не пришлось. – Она грустно улыбнулась. – Кому же не хочется сохранить красоту.
Я посмотрел на старину Спарки: свет отражался в его стеклянных глазах, от этого пес казался живым и диким. А у двери покорно ждал Марко – навеки верный и преданный.
Иоланда заметила, что я смотрю на собак. Кивнула – неторопливо, понимающе, и от этого кивка я вздрогнул.
– Койот уже готов. Я чуть попозже тебе покажу, он в подвале. Кстати, Рэймонд, надо придумать ему имя. Ты сам выбери.
Я подумал, что подлая зверюга преследует меня повсюду, не отстает ни на шаг, а потом мне вспомнился Томми Воробей, вокалист «Королевских рептилий».
– Спасибо, мадам. Что, если назвать его Томми?
– Томми, значит, Томми. – Она оскалилась в улыбке, широкой, как Миссисипи. – За койота Томми.
Хозяйка засмеялась и подняла бокал. Я тоже расхохотался.
Когда мы умолкли, воцарилась нервная тишина. Иоланда, казалось, охладела и отстранилась. Я честно признался, что в книге решил сосредоточиться на работе Глена, а не на его личной жизни. Иоланда зло зыркнула на меня, у меня даже мурашки побежали по спине. Потом задумалась и принялась неторопливо кивать, словно призывая меня рассказывать дальше.