Особенно,... 
69 
Вопрос прозвучал слишком грубо. Джордж стоял перед нами, глубоко несчастный, агрессивный; он нервно раскручивал вино в своем стакане, так что оно то и дело выплескивалось на землю, в пыль. Мы все подумали, что его агрессивность вызвана тем изумлением, которое он испытал, прочувствовав и поняв наше настроение. Мы не виделись с ним несколько недель. Я думаю, в этот момент мы начали осознавать глубину произошедших в нас перемен, потому что это был первый случай, когда мы смогли увидеть самих себя глазами, которые еще совсем недавно были нашими собственными. И поскольку мы чувствовали свою вину, поведение Джорджа нас возмущало, — и возмущало до такой степени, что нам хотелось его обидеть, причинить ему боль. Я очень ясно помню, как я там сидела и смотрела Джорджу в лицо, смотрела на его честное лицо и видела, как он разгневан, и говорила сама себе: «Боже мой! По-моему, он отвратителен, — по-моему, он смешон. И я не помню, чтоб я раньше так считала». И тогда я поняла, откуда во мне эти чувства. Но конечно, мы только позже поняли истинную причину того, что Джордж столь яростно отреагировал на упоминание повара миссис Бутби.
— Разумеется, повар, — произнес Пол нарочито неторопливо, подогреваемый новым чувством: желанием спровоцировать и обидеть Джорджа. — Он умеет читать. Он умеет писать. У него есть какие-то там идеи — миссис Бутби жалуется по этому поводу. Следовательно, он интеллектуал. Конечно, позже его придется расстрелять, когда его идеи станут помехой, но он исполнит свое предназначение. В конце-то концов, и нас ведь расстреляют вместе с ним.
Я помню, как Джордж посмотрел на Пола, посмотрел долгим изумленным взглядом. Как он потом испытующе взглянул на Теда, который сидел, откинув голову: подбородок направлен на ветви эвкалипта, а сам он рассматривает звезды, мерцающие сквозь листву. Как Джордж потом обеспокоенно воззрился на Джимми, продолжавшего бесчувственным трупом лежать в объятиях Пола.
Тед отрывисто произнес:
— С меня хватит. Джордж, мы проводим тебя до твоего фургона и пойдем.
Это было попыткой примирения, но Джордж резко сказал:
— Нет.
Поскольку он так ответил, Пол тут же встал, отпустив Джимми, который бесчувственно рухнул на скамью, и произнес с холодной настойчивостью:
— Разумеется, мы проводим тебя до твоей кровати.
— Нет, — повторил Джордж. Голос у него был испуганный. Затем, услышав, как звучит его голос, он сменил тон: — Ах вы, педики проклятые. Ах вы, горькие пьянчужки, да вы ноги себе на рельсах переломаете.
— Я сказал, — обронил Пол небрежно, — мы проводим тебя и уложим в кроватку.
Когда он встал, его сильно качнуло, но он удержался на ногах и теперь стоял ровно. Пол, как и Вилли, мог выпить очень много, и обычно по нему это было почти незаметно. Но сейчас он был сильно и очевидно пьян.
— Нет, — заявил Джордж. — Я сказал — нет. Вы что, не слышите?
Тут очнулся Джимми, он начал сползать со скамейки и, чтобы удержаться, ухватился за Пола. Потом он встал и снова повис на Поле. Несколько мгновений они стояли, раскачиваясь из стороны в сторону, а затем резко направились к железной дороге и фургончику Джорджа.
— Вернитесь! — закричал Джордж. — Дурные идиоты! Пьяные болваны! Дурни!
Они уже были в нескольких ярдах от нас, они шли нетвердой походкой, пытаясь удержаться на ногах. Длинные тени от их ног, совершавших неуклюжие движения, резкими черными полосами тянулись через мерцающий в лунном свете песок и почти достигали того места, где стоял Джордж. Они напоминали маленьких нелепых марионеток, спускающихся по длинной черной лестнице. Джордж какое-то время пристально и хмуро наблюдал за ними, а потом яростно и смачно выругался и бросился вдогонку. Тем временем все остальные поглядывали друг на друга, делая усталые, но снисходительные лица и как бы говоря: «Да что такое с Джорджем? Что с ним?»
Джордж их догнал, схватил за плечи и резко развернул к себе. Джимми упал. Возле железной дороги тянулась полоса крупной гальки, и он поскользнулся на этих зыбких камнях. Пол продолжал стоять ровно, напряженно силясь удержать равновесие. Джордж упал на колени на грязную землю, рядом с Джимми, пытаясь снова поставить его на ноги, пытаясь поднять с земли отяжелевшее тело в толстом футляре военной формы.
— Ах ты пьяный дурачок, — приговаривал он, обращаясь к пьяному мальчишке с грубоватой нежностью. — Я же велел тебе вернуться. Разве нет? Ну разве нет?
69 
