179 
— Нет, несчастной она не выглядит.
Она добавила:
— Впрочем, жизнь такой женщины, как твоя жена, понятна мне не больше, чем жизнь мухи.
— Да, не думаю, что ты можешь понять такую жизнь, не думаю.
Машина уже ее ждала; и Элла, поцеловав его, ушла, а перед эти он сказал:
— Я завтра позвоню тебе. Черт возьми, но я ведь очень хочу с тобой увидеться еще.
Элла провела с ним и следующий вечер. И не потому, что она хоть сколько-нибудь надеялась на то, что ей с ним будет хорошо, а потому, что чувствовала приязнь и расположение к нему. Помимо этого, она подозревала, что, если она откажется, она может сделать ему больно, обидеть его.
Они снова вместе поужинали, и снова в том же самом ресторане. («Это наш с тобой ресторан, Элла», — сказал Кай сентиментально; как он мог бы сказать: «Это наша с тобой мелодия, Элла».)
Он говорил с ней о своей карьере.
— А когда ты сдашь все свои экзамены и посетишь все конференции, что будет тогда?
— Я буду баллотироваться на пост сенатора.
— А почему не президента?
Он вместе с ней охотно посмеялся над собой, добродушно, как всегда.
— Нет, в президенты не пойду. А вот в сенаторы — попробую. Я, Элла, серьезно говорю тебе, запомни мое имя. И ты еще услышишь это имя, через пятнадцать лет я стану самым крупным специалистом в своей области. Я же до этого все делал ровно так, как я и говорил, как я планировал. Разве нет? Поэтому я точно знаю, что я буду делать в будущем. Сенатор Кай Мейтлэнд, штат Вайоминг. Хочешь — поспорим?
— Я никогда не спорю, когда точно знаю, что проиграю.
На следующий день он улетал обратно в Штаты. Он успел встретиться с дюжиной ведущих в его области английских специалистов, он осмотрел примерно такое же количество больниц, он принял участие в работе четырех международных конференций. С Англией он разобрался полностью.
— Мне бы хотелось съездить в Россию, — сказал Кай. — Но я не могу, пока все остается так, как оно есть, я не могу туда поехать.
— Ты имеешь в виду Маккарти?
— Так ты слыхала о нем?
— Ну да, мы слышали о нем.
— Эти русские, они, ты знаешь, в моей области работают совсем неплохо, справляются, я их читаю, и я бы не отказался от поездки, но не сейчас, не в этой ситуации.
— А когда ты станешь сенатором, какой будет твоя позиция по отношению к Маккарти и иже с ним?
— Моя позиция? Ты снова надо мной смеешься?
— Вовсе нет.
— Моя позиция такая — что ж, он прав, и мы не можем допустить, чтоб красные нас одурачили.
Элла поколебалась, а потом сказала, сдержанно и скромно:
— Женщина, в чьем доме я сейчас живу, она — коммунистка.
Она почувствовала, как он напрягся; потом подумал; потом снова расслабился. Он сказал:
— Я знаю, что здесь, у вас, все по-другому. И я этого не понимаю, позволь мне честно тебе об этом сказать.
— Ну ладно, это не имеет значения.
— Не имеет, правда. А ты пойдешь со мной, ко мне в отель сегодня?
— Если ты хочешь этого.
— Хочу ли я!
И снова Элла доставляла удовольствие. Кай был ей симпатичен, вот и все.
Они обсуждали его работу. Его специализацией была лоботомия.
— Да черт меня дери, я буквально сотни мозгов разрезал пополам!
— А тебя не беспокоит то, что ты делаешь?
— А с чего бы?
— Но ты же знаешь, что, когда ты сделал эту операцию, последствия необратимы и люди уже никогда не станут прежними?
— Но в этом-то и заключается идея! Весь смысл! Большинство из них как раз и не хотят возврата к прежней жизни.
Потом с той прямотой, которая вообще ему была присуща, он вдруг добавил:
— Но признаюсь, иногда, когда я думаю о том, что сделал сотни операций и что результаты этих операций по своей сути необратимы…
— Русские тебя бы не одобрили, совсем бы не одобрили, — сказала Элла.
— Я знаю. Вот почему я и хотел бы к ним наведаться, чтоб посмотреть, что в таких случаях делают они. Скажи мне, как так получилось, что ты знаешь о лоботомии?
— Однажды у меня был роман с врачом. И он был психиатром и неврологом. Но он не занимался хирургией мозга — он мне говорил, что никогда не рекомендует лоботомию, разве что в очень редких случаях.
Кай неожиданно сказал:
— Как только я тебе сказал, что занимаюсь лоботомией, я стал нравиться тебе немножко меньше.
После паузы она призналась:
— Да, именно так. Но я ничего не могу с этим поделать.
179 
