Особенно,... 
92 
— Я сама. Это пророчество о том, что королева Англии будет казнена. Но пророчества меня не пугают, и даже если они правдивы, я не отступлюсь.
Мария замерла в той позе, в которой Анна ее оставила: ладони сжаты, словно она все еще держит рисунок в руках. Господи, думает Кромвель, убрать бы эту женщину куда-нибудь подальше от остальных Болейнов. Однажды она сделала мне предложение. Я отверг ее. Сделает снова — снова отвергну.
Анна отворачивается от света. Щеки ввалились — какой бестелесной она кажется! — но в глазах огонь.
— Ainsi sera, [39] — говорит она. — Неважно, чьи это происки. Я все равно его заполучу.
На обратном пути они молчат, пока не встречают белокожую девушку, бледную немочь, в руках у нее стопка белья.
— А вот и та, что хнычет, — говорит Кромвель. — Так что не советую бросать на нее косые взгляды.
— Мастер Кромвель, — говорит девушка, — говорят, зима будет долгой. Пришлите нам еще ваших апельсиновых пирожных.
— Давненько я вас не видал… Что делали, где пропадали?
— По большей части занималась рукодельем, — говорит она. — Была там, куда пошлют. — На каждый вопрос по отдельности.
— Шпионили.
Она кивает.
— Но похвастать мне нечем.
— Не уверен. Вы такая миниатюрная, такая неуловимая.
Он хотел сделать ей комплимент. Девушка благодарно щурится.
— Я не говорю по-французски. Прошу вас, и вы не говорите. Иначе что я им скажу?
— Для кого вы шпионите?
— Для братьев.
— Знаете доктора Кранмера?
— Нет, — отвечает она, не сообразив, что Кромвель представляет своего спутника.
— А теперь, — велит он, — назовите ваше имя.
— А, ясно. Я дочь Джона Сеймура. Из Вулфхолла.
— Я думал, дочери Сеймура состоят при королеве Екатерине, — удивляется он.
— Не всегда, не сейчас, я уже говорила, я там, куда пошлют.
— Но не там, где вас ценят.
— У меня нет выбора. Леди Анна привечает фрейлин королевы, желающих проводить время в ее обществе. — Она поднимает глаза, бледное лицо пунцовеет. — Таких по пальцам пересчитать.
Все поднимающиеся семейства нуждаются в сведениях. Король объявил себя холостяком, каждой юной деве есть о чем мечтать, и далеко не все в королевстве ставят на Анну.
— Что ж, удачи, — говорит он. — Постараюсь не переходить на французский.
— Буду признательна. — Она наклоняет голову. — Доктор Кранмер.
Он оборачивается ей вслед, на миг в мозгу рождается подозрение, о рисунке в кровати. Хотя нет, вряд ли.
— А вы освоились среди фрейлин, — улыбается доктор Кранмер.
— Не совсем. Я не знаю, которая эта из дочерей, их по меньшей мере три. Полагаю, сыновья Сеймура честолюбивы.
— Я едва их знаю.
— Эдвард вырос при кардинале, толковый малый. Да и Том не так глуп, каким прикидывается.
— А их отец?
— В Уилтшире. И носа в столицу не кажет.
— Счастливец, — вздыхает про себя доктор Кранмер.
Радости деревенской жизни. Соблазн, который ему неведом.
— Сколько вы прожили в Кембридже до того, как вас призвал король?
— Двадцать шесть лет, — с улыбкой отвечает Кранмер.
Оба в одежде для верховой езды.
— Сегодня в Кембридж?
— Ненадолго. Семья, — Кранмер имеет в виду Болейнов, — хочет, чтобы я всегда был под рукой. А вы, мастер Кромвель?
— У меня дела. Черными глазками леди Анны сыт не будешь.
Конюхи держат лошадей. Из запутанных складок одеяния доктор Кранмер вытаскивает что-то, завернутое в ткань: морковку, аккуратно разрезанную вдоль, разделенное на четвертинки сморщенное яблоко. По-детски озабоченный справедливой дележкой, богослов протягивает ему два ломтика морковки и половинку яблока, остальное скармливает своей лошади.
— Вы обязаны Анне Болейн больше, чем вы думаете. Она о вас хорошего мнения. Не уверен, впрочем, что ей хотелось бы видеть вас своим зятем…
Лошади тянут шеи, щиплют угощение, благодарно прядая ушами. Редкие мгновения мира — словно благословение.
— Начистоту? — спрашивает он.
— Разумеется. — Богослов кивает. — Вам правда хочется знать, почему я не согласился перейти в ваш колледж?
— Я спросил ради поддержания разговора.
— И все же… Мы в Кембридже слышали, сколько вы сделали для его учреждения… студенты и коллеги хвалили вас… от мастера Кромвеля ничто не ускользает. Но говоря откровенно, все эти условия, которыми вы так гордитесь… — Его тон не меняется, оставаясь таким же ровным. — Рыбный подвал. Где погибли студенты…
92 
