Мой, вновь ставшая серьезной и печальной, медленно кивнула. Клемент взмахнул рукой. Отвечая на его приветливый жест, она тоже едва заметно приподняла руку. Он вышел из комнаты. Ему подумалось, без особой уверенности, конечно, что между ними сейчас произошло нечто весьма важное.
Клемент тихо постучал в комнату Луизы. Немного раньше он уже пытался достучаться до нее и, не получив ответа, решил, что она уснула. На сей раз до него донесся какой-то шепот. Он осторожно вошел в спальню. Шторы были задернуты, и в комнате было темно. Луиза, приподнявшись, включила лампу у кровати.
— А, это ты, — сказала она.
— Да. Как ты?
Луиза села на край кровати. Ее густые каштановые волосы, которые обычно не требовали особого ухода, выглядели спутанными. Ее бледное лицо блестело, возможно, представилось ему, от какого-то крема, скрывающего следы слез. Нахмурившись, Луиза поморщилась и взглянула на Клемента с явной неприязнью.
— Я же сказала, что тебе лучше отправиться домой. Ты не должен тратить тут попусту время. Мы сами сможем позаботиться о себе.
— Сефтон ушла ненадолго и попросила меня остаться.
— Она вернулась?
— Нет еще.
— Где Мой?
— Наверху. Я только что разговаривал с ней.
— Она плачет?
— Нет, сейчас нет.
Снизу раздался звук открывшейся и закрывшейся входной двери. Луиза подняла глаза, Клемент быстро выглянул на лестницу.
— Это Сефтон.
— Тогда, пожалуйста, Клемент, уходи, прошу тебя.
— Хорошо. Но я вернусь.
— Нет, не надо. Я имею в виду, что это мы должны скорбеть, а не ты. То есть… извини… я в таком безысходном отчаянии…
— Луиза, милая…
— Умоляю, уходи…
Клемент встретился с Сефтон на лестнице. Она махнула ему рукой и прошла в спальню Луизы.
Забрав свое пальто, Клемент вышел на крыльцо и тихо закрыл за собой дверь. Он накинул пальто и вытащил из кармана шарф. Его перчатки остались в машине. Он поморщился от холода. Ему хотелось по меньшей мере заплакать или взвыть от горя. Дойдя до машины, он сунул в карман очередной штрафной талон и сел за руль.
«Отчаяние, да, безысходное отчаяние, — подумал он, — Куда же мне теперь деться? Поеду к Беллами. Нет, Беллами живет у Эмиля. И им не нужны мои сетования о судьбе Алеф. Я вел пустую жизнь. Мне следует вновь взяться за работу, я должен отдаться работе, поеду и встречусь с агентом, соглашусь на любое предложение».
Открыв рот, Клемент продолжал сидеть за рулем с зажмуренными глазами, пытаясь выжать из них хоть одну слезу. В глубине, в сокровенной глубине его раненого сердца зародилась новая боль, та боль, что будет отныне его постоянной спутницей. Лукас, ох, Лукас!
— Значит, вот так и обстоят дела?
— Да, именно так, — подтвердил Беллами.
Беллами сидел в кресле, вытянув вперед ноги, обутые в домашние тапочки. Один из них порвался, и в дырку выглядывал его носок. Заметив прореху, Беллами осторожно подтянул к себе ногу.
— Но все-таки почему ты не можешь остаться у меня? Мне кажется, что из двух вопросов ты пока ответил только на один. Мне хочется понять, что же у тебя на душе.
— Эмиль, заглянуть ко мне в душу ты можешь в любое время, и я готов помочь тебе.
— Ладно, почему ты не хочешь остаться здесь? Ты чего-то боишься?
— Конечно нет! Мне просто нужно побыть одному. Я пришел к этому заключению не так уж давно. А потом я подумал, что мне суждено стать отшельником. Но в результате отказался от этой идеи.
— И отказался от Бога.
— Что ты имеешь в виду? Ладно, все понятно.
— Но разве ты всегда жил один? Видишь ли, я знаю тебя очень давно, но эта сторона твоей жизни оставалась для меня загадкой.
— Да, я прожил всю жизнь в одиночестве, хотя один раз…
— И тот самый раз ты счел аморальным?
— Нет, я не думал об аморальности!
— Это из-за твоих монашеских идей ты почувствовал склонность к целомудрию.
— Не совсем, мне просто нравится жить в одиночестве!
— Мне тоже нравится уединенная жизнь. В общем, в недавнем прошлом, как мы знаем, ты хотел стать монахом.
— Это был романтизм.
— Но ведь ты переехал в жалкую комнатенку бедного квартала, решив стать монахом, чтобы помогать окружающим.
— Да, но не помог никому и лишь сам сделался несчастным!
— А потом на твоем пути появился Питер Мир, и ты подумал, что он является неким божественным воплощением, аватарой, своего рода высшим существом.