Особенно,... 
174 
«Какая же тоскливая вечеринка, — думал Харви. — Мне все здесь противно. Так и хочется сбежать, но я не могу оставить ее. Полагаю, потом нас кто-нибудь подвезет до дома. Но все они будут торчать тут допоздна. Завтра мне опять идти в больницу. И зачем только я таскаюсь туда? Ну, надо же чем-то заняться. Мы разорены, у нас нет денег. Мне придется содержать ее, придется отказаться от университета. Она продолжает намекать на самоубийство. Она уж точно собирается сегодня напиться, и мне придется присматривать за ней. Я предпочел бы сам напиться. Где она сейчас? От Коры она уже улизнула. Кора беседует с тем человеком из паба. Надо бы заглянуть в гостиную».
Гостиная была огромным великолепным залом в бело-золотых тонах с высокими потолками, значительно шикарнее гостиной в квартире Эмиля. Дальняя стена скрывалась за гобеленом с изображением сцены возвращения Одиссея, детали которого Сефтон поясняла Мой. Джереми Адварден, как известно, давний поклонник Луизы, сидел рядом с ней на диване. Раскрасневшаяся Луиза в элегантном вечернем платье из полосатого сине-белого шелка выглядела оживленной и молодой. Она и Джереми помахали Харви. Сефтон ответила ему, что не видела Джоан. Мой заявила, что ей пора поискать туалетную комнату. Эмиль, заглянув из холла, заметил Сефтон и направился к ней. Она ему всегда нравилась, и порой они вели серьезные разговоры о будущем Европы. Харви вышел в холл и начал медленно подниматься по лестнице. Теперь ему придется обойти спальни, рассчитывая найти там напившуюся и прикорнувшую на кровати матушку. Он заглянул в одну спальню, где перед большим зеркалом красовалась Конни (Констанция) Адварден. Харви вдруг почувствовал себя ужасно усталым. С изматывающей медлительностью он поднялся по следующему лестничному пролету на верхний этаж. Ему просто необходимо было хоть на краткое время остаться в полном одиночестве. Он заглянул в пару комнат. В одной, похоже, находился небольшой кабинет, там имелись два стула и стол. Возможно, это служебное помещение, где слуги или казначеи составляют отчеты. Харви вошел, закрыл дверь и бросил палку на пол. Он сел на стул, положил руки на стол и, опустив на них голову, уснул.
Луизе, прежде чем ее увлек в гостиную Джереми, удалось-таки заметить, что Клемент устремился по лестнице вслед за Джоан. С неожиданным потрясением она восприняла небрежное замечание Харви по поводу того, что его мать «собирается переехать к Клементу». Ей подумалось, что Харви, должно быть, сразу заметил ее реакцию. Ее и саму она удивила. Однако что же ее так потрясло, она ведь давно поняла, как нелогична ревность в ее положении, разве она не скрывала, по ее представлениям на редкость умело, свое чувство собственничества?
«Как же уязвимы человеческие чувства, — думала Луиза, — или именно я так глупо уязвима. Ах, если бы Тедди не покинул нас так рано, то его развитый ум разрешил бы все проблемы… о Тедди, моя любовь, мой милый Тедди. А теперь я уязвима со всех сторон. Однако даже и сейчас, возможно, я обманываю сама себя… Я ужасно эгоистична, абсолютно неблагодарная эгоистка. У меня замечательные девочки. Конечно, они пойдут своим путем, но от этого страдают все матери. Я люблю Харви тайно, с излишней страстью, скрывая ее за внешней холодностью, благодаря которой постепенно теряю его. Я обнимала и целовала его, когда он был ребенком. Теперь я отдалилась, стала почтенной вдовушкой. Когда-то мне хотелось, чтобы он женился на Алеф и стал моим сыном. Но он не женится на Алеф. Он уже ускользает от нее. Он даже не пришел вовремя, чтобы поговорить с ней перед отъездом. Им суждено остаться братом и сестрой, постепенно они будут отдаляться все дальше и дальше. Эта связь оборвется. О боже, что же принесут мне ближайшие годы… А считается ведь, что жизнь у меня сложилась весьма удачно. И при всей этой удаче я умудрилась так беспечно, так бессмысленно и глупо потерять Клемента. Неужели я только сейчас поняла, как сильно люблю его, как сильно нуждаюсь в нем? Да, я нуждаюсь в нем, и эта потребность заставила меня воспринимать его внимание как само собой разумеющуюся данность. Когда Тедди умер, я с благодарностью приняла любовь Клемента, которую он мог уже не скрывать от меня… но слишком долго я жила как парализованная, точно во сне, а когда пробудилась, Клемент стал относиться ко мне с братской нежностью. Я терпела его актрис, он рассказывал мне о своих романах, а я выражала сочувствие, и вот уже я стала для него не только сестрой, но еще и матерью. Я поставила перед собой цель стать бесстрастной. Пора отчаливать в тихую гавань, мне уготована пристойная одинокая судьба пожилого человека».
174 
