– А что, если мы уменьшим дозу? - спросил Клод. - Почему бы нам не разделить содержимое одной капсулы на четыре изюминки?
– Думаю, можно, если ты этого хочешь.
– Но достаточно ли птице четверти капсулы?
Можно только восхищаться его хладнокровием. Даже на одного фазана опасно охотиться в этом лесу в такое время года, а он собрался наловить целую кучу.
– Четверти вполне достаточно, - сказал я.
– Ты уверен?
– Сам подумай. Рассчитывать нужно по отношению к массе тела. Это все равно в двадцать раз больше, чем необходимо.
– Тогда уменьшим дозу на четверть, - сказал он, потирая руки, и помолчал, подсчитывая в уме. - Нам нужно сто девяносто шесть изюмин!
– Ты понимаешь, о чем говоришь? - сказал я. - Да у нас на одну подготовку уйдет несколько часов.
– Ну и что! - вскричал Клод. - Тогда пойдем завтра. Изюминки оставим на ночь, чтобы они вымокали, и у нас будет все утро и весь день, чтобы приготовить их.
Именно так мы и поступили.
И вот, сутки спустя, мы были в пути. Мы шли не останавливаясь минут сорок и уже приближались к тому месту, где тропинка сворачивает вправо и тянется по гребню холма к лесу, где живут фазаны. Оставалось пройти что-то около мили.
– Надеюсь, у сторожей случайно нет ружей? - спросил я.
– Ружья есть у всех сторожей, - сказал Клод.
Этого-то я и боялся.
– В основном против хищников.
– Ну вот!
– Конечно, нет никакой гарантии, что они не пальнут и в браконьера.
– Ты шутишь.
– Совсем нет. Но они стреляют только в спину. Тому, кто убегает. Они любят стрелять мелкой дробью по ногам ярдов с пятидесяти.
– Они не имеют права! - вскричал я. - Это уголовное преступление!
– Как и браконьерство, - сказал Клод.
Какое-то время мы шли молча. Солнце висело справа от нас ниже высокой изгороди, и тропинка была в тени.
– Можешь считать, тебе повезло, - продолжал он. - Тридцать лет назад стреляли без предупреждения.
– Ты в это веришь?
– Я знаю, - сказал он. - Сколько было таких ночей, когда я мальцом заходил, бывало, на кухню и видел моего папу. Лежит он лицом вниз на столе, а мама стоит над ним и выковыривает ножом для чистки картофеля картечь из его ягодиц.
– Хватит, - сказал я. - Мне от этого не по себе.
– Так ты мне веришь?
– Да, верю.
– К старости он был весь покрыт мелкими белыми шрамами, будто весь усыпан снегом.
– Да-да, - сказал я. - Не надо напоминать.
– Тогда говорили: "задница браконьера", - сказал Клод. - Во всей деревне не было ни одного мужчины без таких примет. Но мой папа был чемпионом.
– Ему повезло, - сказал я.
– Как бы я хотел, чтобы он был сейчас здесь, черт возьми, - мечтательно проговорил Клод. - Он бы все на свете отдал, чтобы пойти с нами сегодня...
– Он мог бы пойти вместо меня, - сказал я. - Я бы с радостью уступил ему свое место.
Мы добрались до гребня холма и увидели перед собой лес, густой и мрачный, и солнце садилось за деревьями, а между ними сверкали золотые искорки.
– Дай-ка лучше мне эти изюминки, - сказал Клод.
Я отдал ему пакет, и он аккуратно опустил его в карман брюк.
– Как только войдем в лес, никаких разговоров, - сказал он. - Иди за мной и старайся не задевать ветки.
Через пять минут мы вошли в лес. Тропинка, приведя к лесу, продолжалась вдоль его кромки ярдов триста. От леса ее отделяла только легкая изгородь. Клод пролез под изгородью на четвереньках, и я последовал за ним.
В лесу было прохладно и темно. Ни один солнечный луч не проникал сюда.
– Страшно, - сказал я.
– Тс-с!
Клод был очень напряжен. Он шел впереди, высоко поднимая ноги и осторожно опуская их на влажную землю. Он все время вертел головой и высматривал, нет ли где опасности. Я попытался повторять то же самое, но скоро мне стали чудиться сторожа за каждым деревом, и я прекратил это занятие.
Потом впереди показался открытый прогал неба над деревьями, и я догадался, что это, должно быть, и есть поляна. Клод говорил мне, что поляна - такое место в лесу, куда в начале июля привозят молодых птиц. Сторожа их там кормят и стерегут, и птицы привыкают и остаются здесь до охотничьего сезона.
"На полянах всегда много фазанов", - говорил он. "И сторожей, наверное, тоже" - подсказывал я. "Да, но вокруг плотные кусты, и это помогает", - не сдавался он.