* * *
Скача по торфянистой обочине дороги, чтобы приглушить топот копыт, Хитмонт и Берфорд свернули в лес. Берфорд ругался вовсю.
– Почему, во имя Юпитера, кто-то, похитивший дочь герцога, содержит ее прямо у него под носом? Бессмыслица!
– Полагаю, что это зависит от цели похищения, – только и ответил граф. Его размышления уже прошли этот этап, и зашли дальше. Нога нестерпимо болела от долгой верховой езды и утомительного поединка, происшедшего ранее, но гнев и тревога неумолимо гнала его вперед. Если в результате его комбинации что-то случится с Обри, он никогда не сможет себе этого простить. Он должен успеть вовремя.
– Эшбрук всего в часе верховой езды отсюда, возможно, мы смогли бы найти там подкрепление. – Аверилл пустил скакуна рядом с огромным жеребцом Хитмонта. Но, даже дав шенкеля, ему трудно было нестись грудь в грудь с мчавшимся Хитмонтом.
– Ваш отец должен быть здесь ненамного позже нас, если только он получил сообщение, – сказал граф. – Несомненно, он возьмет подкрепление. А мы должны торопиться.
Берфорду не нужно было ничего объяснять. Они выяснили место назначения кареты похитителей у захваченного фехтовальщика, но не знали причины похищения. Несмотря на заверения, что Обри не причинят вреда, они не полагались на джентльменское поведение похитителей.
Стены каменного охотничьего домика мрачно вырисовывались в ночном небе. Из задних комнат струился свет, но остальная часть дома была погружена в мрачную дремоту.
Они спешились, привязали коней в тени деревьев, а затем начали осторожно подкрадываться к светлому пятну. Раскаты грубого смеха и женский крик заставили их переглянуться. Рука Хитмонта потянулась к рукояти шпаги, лицо помрачнело, но Берфорд остановил его.
– Посмотри туда, – возбужденно зашептал ой, указывая на верхний этаж, когда они свернули за угол домика.
Что-то белое промелькнуло в открытом окне. Слабое зрение Берфорда уловило только цвет и движение, но зоркий взгляд Хитмонта различил знакомые золотые локоны.
Увидев старый плющ, покрывающий каменные стены, он сразу понял, что можно сделать, но ради приличия посоветовался с будущим наследником герцога.
– Судя по звукам, на кухне собралось полдюжины здоровых мужчин. Можно ворваться сейчас и попытаться увести ее, или подождем вашего отца?
Аверилл неуверенно рассматривал хрупкий силуэт, окруженный фрамугой сводчатого окна. Казалось, ей не грозила серьезная опасность, а, зная Обри, можно предположить, что все спланировала она сама. Он высказался в пользу соблюдения осторожности. Остин не стал комментировать разумность предложения, а вместо этого начал пробираться из подлеска к дому.
– Что ты делаешь? – требовательно спросил Аверилл, наступая ему на пятки.
– Хочу убедиться, что она в безопасности, – твердо ответил граф, не замедляя шага. – Ты хорошо лазишь по канатам?
– Лезть вверх? – Аверилл посмотрел на увитые плющом стены и сглотнул. – Генри в замке часто лазал по плющу, но мне никогда не удавалось.
Хитмонт подергал одну из толстых лоз. Она не шелохнулась, и он удовлетворенно улыбнулся.
– Я лазал по вантам кораблей, когда был юношей, а карабкаться по ним во время качки хуже, чем по этому плющу. Лучше посигналь ей, что я поднимаюсь, чтобы она не испугалась и не устроила переполох.
Берфорд цинично хмыкнул.
– Испугать? Обри? Хочешь пари, почему ее охранники забрались под лестницу и упиваются до положения риз?
Остин только посмотрел на него и, ухватившись за лозу, начал восхождение по отвесной неровной стене.
Шорох листьев потревожил Обри. Она посмотрела вниз, неспособная определить его причину. Хотя зрение у нее было намного лучше, чем у Аверилла, непроницаемый покров мрака, стирая все краски, превращал происходящее внизу в игру теней. Прежде чем она успела узнать силуэт, подающий ей из кустов сигналы, на подоконник легла тяжелая рука, и из тьмы появился Хитмонт.
У Обри перехватило дыхание, когда грузная мужская фигура оседлала окно. Не соблюдая привычной вежливой дистанции, он угрожающе навис над ней всей своей массой. Но осторожность, с которой он перебросил через подоконник больную ногу, тут же прогнала глупые страхи.
– Милорд, что вы делаете здесь? – рассерженно прошептала она, подхватив его шпагу, чтобы она не звякнула о камень, пока он был занят перемещением больной ноги в комнату.
– Главным образом проклинаю свой идиотизм, – ответил Хитмонт сквозь стиснутые зубы. Окончательно придя в себя, он повернулся к Обри, разглядывая ее бледное лицо в мерцающем свете свечи.