Кейт хотела было ответить: потому что ничего подобного у меня не было. Но промолчала, стараясь припомнить, в самом ли деле не было или ей только так кажется.
После некоторой паузы Морин заметила:
– Если бы я стала женой Уильяма, я была бы избавлена от всех домашних забот. Кормилицы, няньки всю жизнь. Может, я в конце концов и остановлюсь на Уильяме. Ведь это очень подходящая для меня партия, верно? Покуролесила несколько лет – и баста, пора и честь знать.
Морин побледнела; вид у нее был больной, никак не вязавшийся с вызывающей броскостью платья. Едва они вошли в квартиру, Морин кинулась к себе в комнату, на ходу расстегивая пуговицы. Вернулась она в темном, более строгом одеянии. Села, откинула голову, прижавшись затылком к кухонной стене, и закрыла глаза. По щекам ее ручьем лились слезы. Но вскоре она умылась, деловито вытерла лицо бумажными салфетками и вышла на улицу.
В ту ночь Кейт увидела свой сон; сразу же, едва сомкнула веки. Стояла все та же вязкая, холодная тьма. Тюлень так отяжелел, что теперь она могла только тащить его по снегу. Она не боялась, что он в агонии или уже умер, – она знала, что он полон жизни и так же, как сама она, полон надежд.
Неожиданно она почувствовала дыхание соленого ветра; соленый воздух наполнял ей легкие. Снегопад прекратился. Свежий, теплый бриз ласкал ей щеки.
Снег под ногами исчез; она ступала по молодой траве, по ярко-зеленой нежной траве с островками темной, мокрой земли. Травяной ковер был как бы вышит ранними весенними цветами. Впереди начинался крутой подъем. Кейт преодолела его и, с тюленем на руках, стоя на небольшом мысе, глядела с высоты на море, переливавшееся солнечными бликами; синева неба, сливаясь с синевой моря, становилась гуще, насыщенней. На прибрежных скалах нежилось в лучах солнца стадо тюленей.
Собрав последние силы, она подняла тюленя как можно выше, чтобы не поцарапать ему хвост, и, еле удерживая равновесие, стала спускаться по узенькой тропинке к морю. Там, с плоского как стол камня, она выпустила тюленя прямо в воду. Он нырнул глубоко-глубоко, так что она на время потеряла его из виду, потом всплыл и, как бы прощаясь, положил голову на край камня; его темные, ласковые глаза не отрываясь смотрели на Кейт, потом он сомкнул ноздри и нырнул в глубину. Море кишело тюленями; они кувыркались, играя, ныряли друг под друга. Мимо нее проплыл тюлень, у которого на боках и спине виднелись шрамы, и Кейт подумала, что это, должно быть, ее тюлень – тюлень, которого она пронесла сквозь столько мытарств и опасностей. Но сейчас он даже не взглянул в ее сторону.
Ее путь подошел к концу.
Кейт рассказала свой сон Морин, и та в ответ заметила:
– Значит, все в порядке, да?
– Наверное.
– Я хочу сказать – для вас все в порядке.
Морин сидела за кухонным столом с таким видом, словно Кейт ее чем-то обидела.
– А ты думаешь, сны несут в себе смысл только для тех, кто их видит? Так ли это?
– Но ведь не мне же все это снилось, – ответила Морин. – Не мне? У меня совсем другие сны. Птичьи клетки, неволя – это по моей части, вы были правы.
Больше она ничего не добавила. Кейт пошла к телефону и позвонила домой, чтобы предупредить своих, что она возвращается завтра. Говорила она с Эйлин, которая во время отсутствия матери вела дом.
– У нас все в лучшем виде, мама, мы отлично справляемся.
Кейт вернулась на кухню.
– Подумай только, Морин, – сказала она. – Оказывается, я безработная! Мне нечего делать. Что ты мне посоветуешь? Может, удариться в благотворительность? Или пойти на раздачу супа для бедняков? Во Всемирную продовольственную организацию, наконец? Впрочем, это та же раздача супа.
Морин раздраженно повела головой, и Кейт оставила ее одну. Позднее девушка зашла в комнату Кейт и объявила:
– Я хочу устроить вечеринку.
– Почему такой задиристый тон?
– Потому что вечеринки в такое время – верх легкомыслия, вы не находите, Кейт? Верх жестокости? Цинизма?
– Когда?
– Сегодня. Приходите, пожалуйста. Я очень хочу, чтобы вы были, очень.
Остаток дня Морин провисела на телефоне, а тем временем один за другим приходили посыльные из продуктовых магазинов, нагруженные заказанными ею напитками и продуктами.
Кейт лежала на кровати у себя в комнате – как путешественница, готовая в любую минуту тронуться в путь: вещи аккуратно сложены, чемоданы упакованы, – когда к ней зашла Морин и сказала:
– А в общем-то не имеет ровно никакого значения, чем вы в жизни заняты. Или, скажем, я. В том-то все и дело. Только этой правде никто не в состоянии взглянуть в лицо.