Следуя за своими провожатыми, она очутилась в просторном сводчатом зале, по которому прохаживались с озабоченным видом богато одетые люди. Руки Жанны устали так долго держать блюдо. Один из провожатых подозвал слугу, тот пошел за придворной дамой, а та за Агнессой Сорель. Второй сделал наконец то, что подсказывал здравый смысл: забрал у Жанны блюдо и поставил его на стол.
— Госпожа Сорель сейчас прибудет, — объявил он.
Как же обратиться к этой даме? Ваше величество? Принцесса? А королева? Разве нет королевы? Жанна вспомнила, как один из школяров язвительно говорил о некоей Марии Анжуйской, настоящей королеве Франции… Где же она?
Ну вот, простая крестьянка из Ла-Кудрэ интересуется подробностями жизни при дворе, подумала Жанна.
Переминаясь с ноги на ногу в обществе провожатых, Жанна вдруг заметила мужчину, вышедшего из двери в правом конце зала. Это был тщедушный человечек небольшого роста с редкими волосами, выбивавшимися из-под зеленого бархатного чепца. Его сонное лицо с длинным носом и грустными выпуклыми глазами не имело никакого выражения. С мясистых язвительных губ его, казалось, вот-вот слетит какое-нибудь едкое замечание. В глаза бросался его длинный сизый нос, заканчивающийся неким подобием картофелины красного цвета. Он напоминал принюхивающегося зверька, землеройку с потрепанным хоботком.
Человек бросил взгляд на Жанну и двинулся к ней медленным и усталым шагом.
— Это вы Жанна? — протяжно и в нос сказал он.
«Кто этот бедолага?» — подумала Жанна.
— Да, — ответила она, пораженная присутствием столь убогого существа в этом жилище повелительницы фей, наперсницы самой Богоматери.
Мужчина внимательно посмотрел на нее.
— Это верно, что вы похожи на ту Жанну, — произнес он. — Вы и одеты точь-в-точь как она.
В этот миг Жанна с ужасом поняла правду. Она склонилась в таком глубоком реверансе, что едва не расплющила себе нос.
Король! Вот так — так! Король! Карл VII! Карл Французский! Этот жалкий уродец!
— Сир, это Жанна Пэрриш, которую вы изволили пригласить, — сказал один из ее провожатых.
— Пэрриш, — промолвил Карл, — это ведь английское имя?
— Мой отец был англичанин, — ответила Жанна.
— А из каких вы краев?
— Из Нормандии, сир.
— Почему вы здесь?
— Беглые английские солдаты зарезали моих родителей, сир.
Король поднял на Жанну остекленевшие бесцветные глаза снулой рыбы. Понимал ли он, что ему говорят?
— А как идут дела теперь?
Растерявшаяся Жанна молчала.
— Торговля ваша хорошо идет?
— Без лавки не очень хорошо, сир. Я работаю на улице.
Король в знак понимания опустил свои веки неведомого ночного зверя.
— Вы предупредили госпожу Сорель? — спросил король, повернувшись к одному из провожатых Жанны.
— Да, сир.
Вновь открылась та же самая дверь, и в зале появился Бартелеми де Бовуа. Он придержал за собой дверь. За ним шла Агнесса Сорель, которая двинулась прямо к Жанне и подала ей руку, мельком взглянув на короля.
— Целуйте! — прошептал придворный.
Жанна, низко поклонившись, поцеловала протянутую руку.
— Что ж, — промолвил Карл, — отведаем этих пирожков.
Он стянул прикрывавшую их тряпицу, осмотрел пирожки и, едва склонив голову, взял один. Когда он приподнял голову, чтобы откусить кусочек, на его лице отразилось подобие жизни.
— Да, — сказал он неожиданно игривым тоном, — прямо тает во рту.
Агнесса Сорель едва сдержала смешок.
— Понимаю малышку, — добавил король. — Наш кондитер искусен, но слишком мудрит. А это действительно по-французски, просто и без затей.
Не говоря больше ни слова, он повернулся к присутствующим спиной.
— Жанна, это была удачная встреча, — сказала Агнесса Сорель, — мои придворные проводят вас.
А блюдо? А кусок полотна?
Жанна склонилась в поклоне, и Агнесса Сорель удалилась в сопровождении Бартелеми де Бовуа, который одарил Жанну улыбкой и пристальным взглядом. Жанна умоляюще взглянула на своего провожатого. Ей хотелось уйти, но как?
— Подожди, — сказал он.
Через минуту личный казначей Агнессы Сорель вынес и передал Жанне еще один кошель.
Жанна с радостью снова взобралась на лошадь. На сей раз она, наплевав на все, обняла лейтенанта за бедра, что отнюдь не вызвало его недовольства.
Этот хилый король! В голове у девушки царило смятение и путаница.