— Ах, замолчи Долли Джин, пожалуйста, — прошептала Мона, кусая свою нижнюю губу. — Ты знаешь, что любила ее. И все вы — я хотела посмотреть на них еще задолго до вас. Годы вы скрывали от меня их название. О! Вы просто хотели оставить это для себя. Для Мэйфейр и Мэйфейр. А сейчас вы говорите об этом так, будто это не имеет значения. Эш Тэмплетон. Эш Тэмплетон, — она начала плакать.
— Это не правда, — сказал Михаэль. — Я относился к существу, как к своей дочери. Ты знаешь, что это так. Мы начали поиски до того, как сказали тебе о них. Мы не знали, насколько тебе может стать плохо.
Его голос был хриплым, но он сглотнул и облизал языком сухие губы, потом продолжил: — Мы не знали, насколько тебе будет необходимо молоко Талтосов. Мы только со временем это поняли. Но мы пытались связаться с Эшем и выяснили, что он продал все свои фирмы. Он исчез из всех банков, фондовых бирж и с мирового рынка.
— Что бы он к нам ни чувствовал, — сказала Ровен, — он предпочел исчезнуть. Он не хотел посвящать нас в свое будущее.
Мона всхлипывала, прижавшись к Квинну. Это разрывало Михаэлю сердце.
Заговорил Стирлинг авторитетным, но почтительным тоном:
— Мона, — сказал он, — Таламаска начала поиски Морриган и Эша почти немедленно. Мы пытались не афишировать наше расследование. Но мы искали. Напали на их след в Доннелэйф. Но потом их путь затерялся. И, пожалуйста, поверь мне наконец, и я повторю это снова: нигде о них даже не упоминается.
— Это действительно очень странно, — сказал я.
— Я не разговариваю с тобой! — закричала Мона, уставившись на меня, а потом снова прижалась к Квинну, будто испугалась.
— Но какие-то улики еще могут всплыть, — сказал я. — Не зависимо от того, что с ними случилось.
— Вот об этом-то я все время и думаю, — сказал Михаэль. — Два или три года мы жили, опасаясь услышать о них нечто ужасное. Не могу пересказать тебе все свои опасения. Я думал: что если самые юные из них вышли из-под контроля? Что если они восстанут против Эша? Что если они совершат убийства? А потом, когда страх отступил, и мы начали розыски — ничего.
Долли Джин снова хихикнула. Пожала плечами и покрутила головой.
— Ходячие дети могут убивать людей так же легко, как люди убивать ходячих детей. Они могут размножаться где-то, распространяясь, как пожар, расползаясь во всех направлениях. Могут прятаться в долинах и холмах, в горах и на равнинах, путешествовать по земле и по морю, чтобы заявиться где-то с колокольным звоном, и все они продвигаются по миру в одно и то же время. И они перестреляют всех людей до единого, бэнг, а потом захватят всю планету!
— Оставь это для Танте Оскар, — сказала вполголоса Ровен, прохладно приподняв брови. (Я подмигнул Долли Джин. Она кивнула и погрозила пальцем).
Михаэль подался вперед, обращаясь именно к Моне:
— Я надеюсь, что мы дали тебе все, что у нас было. Что касается файлов, то с них со всех сделаны копии, и ты получишь их, когда пожелаешь. Они служат доказательством того, что мы действительно искали. Мы дадим тебе все имеющиеся у нас о Эше Тэмплетоне бумаги.
— Конечно, — сказала Долли Джин, — может оказаться, что их охладевшие трупы лежат где-то в могиле, подобно Ромео и Джульетте! Два ходячих ребенка, в обнимку друг с другом, разлагаются где-то в безвестности. К примеру, может случиться, что он не выдержал ее разглагольствований, ее бредовых речей и всех ее планов, накинул шелковую петлю ей на шею…
— Прекрати, Долли Джин, — закричала Мона. — Если ты скажешь еще хоть слово, я закричу!
— Ты и сейчас кричишь, тише, — прошептал Квинн.
В глубине своей души я вступил в спор с самим собой, а потом заговорил.
— Я их найду, — сказал я.
Я заставил всех их замереть.
Мона с обиженным видом повернулась ко мне.
— Что ты хочешь этим сказать?! — потребовала она. Ее платок был мокрым от кровавых слез.
Я посмотрел на нее так высокомерно, как только мог, замечая, как она нежна и прелестна, и каким бессовестным и жестоким я был, потом посмотрел через стол на Ровен.
— Я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы поделились с нами своими секретами, — сказал я. Я посмотрел на Михаэля. — Вы доверились нам и обращались с нами, как будто мы безгрешны и добры. И я не знаю, так ли это. Но я знаю, что мы стараемся.
Медленная открытая улыбка осветила лицо Ровен, восхитительный момент, чтобы сохранить его в памяти.