15

Я вернулся через пятнадцать дней с красными от недосыпа глазами, совершенно измученный тринадцатичасовым перелетом. Все эти две недели что-нибудь мешало съемке: проволочки с разрешениями от властей, вечные проблемы с организацией нужных встреч и интервью. Плюс ко всему невыносимая жара и влажность. Каждый раз, когда нам приходилось снимать на новом месте, следовало сначала заручиться одобрением местных чиновников или военных, и все косились на нас подозрительно, а то и враждебно. Я с трудом выдержал до конца съемок. Когда наконец материал был отснят, деньги лежали в кармане и я в полной безопасности возвращался домой, то с трудом верилось, что весь этот кошмар уже позади.

Я добрался до дома, но, несмотря на жуткую усталость, меня терзали досада и тревога. Я чувствовал раздражение и досаду. Лондон встретил, как I, всегда, холодом и сыростью. Моросил дождь, однако после хибар и трущоб Центральной Америки город выглядел чистым, благополучным и современным. Я пробыл дома ровно столько, сколько потребовалось для беглого просмотра почты, затем вывел из гаража машину и поехал к Сью.

Открыла мне ее соседка. Я направился прямо в комнату Сью и, подойдя к двери, постучал. Ответа не последовало, но изнутри послышалось движение. Потом дверь открылась, и я увидел Сью. На ней был пеньюар, наброшенный прямо на голое тело, который она запахнула и придерживала рукой. Несколько секунд мы пристально смотрели друг другу в глаза. Затем она сказала:

– Может, войдешь?

При этом она оглянулась через плечо так, словно в комнате был кто-то еще. Переступая порог, я уже напрягся в ожидании стычки. Меня переполнял страх.

В комнате было душно, стоял полумрак, сквозь задернутые занавески слабо сочился дневной свет. Сью раздвинула шторы. Ее комната находилась ниже уровня земли. Окно выходило на заднюю сторону дома. Невысокая кирпичная стена сточного колодца и площадка, заросшая кустарником и нестриженой травой, заслоняли солнечный свет. Мне показалось, что в воздухе висит какая-то легкая голубоватая дымка, как если бы в комнате недавно курили, но я не чувствовал запаха табачного дыма.

Видимо, когда я постучал, она была в постели: покрывало было снято, одеяло скомкано, и одежда ее висела на спинке стула. Я заметил стоявшую на столике возле кровати тарелку с тремя сигаретными окурками, обгоревшими спичками и горкой пепла.

Я подозрительно оглядывал комнату, разыскивая Найалла.

Сью закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, плотнее запахнув пеньюар. Она не смотрела на меня, неприбранные спутанные волосы скрывали ее лицо, тем не менее я не мог не заметить ее необычно красные губы и порозовевший подбородок.

– Где он? – спросил я.

– Где кто?

– Найалл, разумеется.

– Ты видишь его здесь?

– Ты прекрасно знаешь, что нет. Ну, и как же он ушел? Через окно?

– Это смешно!

– А чем еще ты могла заниматься в постели среди бела дня? – сорвался я на крик.

Тут я внезапно потерял уверенность в своей правоте и взглянул на часы. Они все еще показывали центральноамериканское время. Самолет приземлился в Хитроу на рассвете, и, стало быть, время едва перевалило за полдень.

  45