Особенно,... 
97 
Люблю, люблю!
Ваша Кейт.
P. S. Вилли Кост шлет Вам привет и тоже надеется на скорую встречу».
Джессика села на пол и сосредоточила все свои силы на том, чтобы не умереть. Ее не подмывало зарыдать или разразиться воплями — ощущение было такое, словно плоть ее распадается на части. Потрясение затмило собою боль или, возможно, боль была столь неимоверной, что привела ее к грани бесчувствия. Минут пять Джессика сидела не двигаясь, с закрытыми глазами, судорожно напрягая каждый мускул в усилии сохранить себя в целости. Потом открыла глаза, перечитала письмо еще раз и внимательно рассмотрела конверт.
Сомнений не оставалось, — разумеется, письмо к Джону было от любовницы. Помимо общей тональности, об этом явно свидетельствовали красноречиво выделенные слова о чудесной встрече в конце недели. Письмо говорило о безоблачных, более того — восторженных отношениях. Его писала женщина, которая не сомневается, что ее любят. Ко всему прочему, оно было написано менее трех недель назад. Число на конверте значилось отчетливо, да и само письмо помечено было числом, месяцем и годом. Так что совсем недавно роман уже длился какое-то время, был в полном разгаре. А это значит, что Джон ей лгал.
Джессика поднялась с пола. Подошла к ящику, в котором хранились все письма, написанные ей Джоном, и вынула лежащую сверху открытку.
«Прости, что пишу второпях, безумно занят на работе разными обременительными делами. Сожалею, что не писал тебе. Могли бы мы встретиться в понедельник — но только не ближайший, а через неделю? Буду ждать. Если не услышу от тебя возражений, то буду у тебя в семь.
С наилучшими пожеланиями.
Дж.»
Разными обременительными делами, думала Джессика. Буду у тебя. До чего же иначе звучат теперь эти слова! Ей, само собой, не дозволено приходить к нему, никогда и ни под каким видом. Поглощенный своим расчудесным романом, он холодно рассчитал, как отложить встречу с ней подальше, до какой крайности довести ее, не возбуждая подозрений. Понедельник — но только не ближайший, а через неделю. Так гладко изложено — чтобы жалкая подачка выглядела не столь убого. Честно посмотрит ей в глаза, как при последнем их свидании, и честным, серьезным голосом скажет, что у него нет любовницы.
Джессика стала снова расхаживать по комнате, но теперь — размеренными шагами. Не торопясь, обдумала побуждение немедленно снять трубку и позвонить Джону на работу. Обдумала его не торопясь, так как знала, что никакой срочности нет, поскольку она определенно не сделает этого, — а еще знала, что внутри у нее происходит нечто очень важное. Нужно только дать этому важному время созреть, утвердиться в своей власти над нею. Итак, Джон, совестливый пуританин Джон, справедливый и добродетельный, богоподобный Джон преспокойно ей лгал. Она вовсе не была для него объектом участия и заботы, она была кем-то, кого обманывают, кому морочат голову и втирают очки. Она, пожалуй, — при этой мысли Джессика на минуту остановилась, прервав свою размеренную ходьбу по комнате, — являла собой положительную опасность для него, угрозу его только что обретенному счастью, постылый огрызок прошлого, фальшивую ноту. Ужасно думать, как Вы там один-одинешенек в Лондоне… Джон, разумеется, не говорил прелестной даме о своих обязательствах перед бедной Джессикой. Как можно — так недолго и все испортить! И, стало быть, прелестной даме Джон тоже лгал.
— С Джоном все кончено, — вслух сказала себе Джессика. — Это конец.
Она опять замолчала, прислушиваясь к себе. По-прежнему из груди ее не рвались наружу ни вопли, ни рыдания, отсутствовала и опасность упасть в обморок. Внутри у нее что-то отвердело, обозначился жесткий стержень, тонкий, как стальная проволока, но очень прочный. Она все-таки не умрет из-за Джона Дьюкейна. Превосходство теперь за нею. Она знает — а ему о том неизвестно. Джессика села на кровать. Она страшно устала, как после долгой прогулки. День ото дня ходила она взад-вперед по комнате, думая о Джоне, в ожидании, что он напишет, позвонит по телефону. И все это время… Джессика пристроила у себя за спиной две подушки и села прямо и удобно. Она сидела совершенно недвижимо, словно преобразилась в истукана или сфинкса. Глаза ее почти не моргали, дыхание почти что замерло — жизнь, казалось, покинула ее, оставив на ее месте восковую фигуру. Прошел час.
Когда Джессика наконец шелохнулась, был вечер. Она подошла к окну и посмотрела наружу. По изгороди, мягко ступая, кралась сиамская кошка. Парнишка, выходец из Вест-Индии, разносил вечерние газеты. Два пса обнюхивали друг друга, приветственно махая хвостами. Джессика отвернулась от окна и подошла к зеркалу.
97 
