— Возможно, если они владеют опытом.
— Мы по-прежнему даже близко не понимаем значения иных звуков. Полагаете, они озвучивают какую-то часть этих опытов?
— Возможно. Но если бы у вас были другие предпосылки?
— Тогда это все, что я могу вам сказать, — ответила она. — Мой выбор
— увидеть религиозное значение в спонтанном выражении «диагоги». Ваш выбор может быть другим.
— Да. Я принимаю это как психологическую или физиологическую необходимость, даже рассматривая это так, как предлагаете вы — как форму игры или «людус». Но я не вижу способа выяснить, действительно ли такая музыкальная деятельность есть нечто религиозное. В этом пункте мы не способны полностью понять их этос или их собственный способ мироощущения. Концепция настолько чуждая нам и извращенная, насколько, вы понимаете, отсутствует возможность общения — даже если бы языковый барьер был бы куда слабее, чем сейчас. Короче, кроме действительного поиска способа влезать в их шкуру и, отсюда, принять их точку зрения, я не вижу способа вычислить религиозные чувства здесь, даже при условии, что все остальные ваши предположения верны.
— Вы, конечно, правы, — согласилась она, — выводы не научны, если они не имеют доказательств. Я не могу доказать этого, ибо это только ощущения, впечатления, интуиция — и я предложила их вам только в этом качестве. Но иногда, наблюдая за тем, как они играют, слыша издаваемые ими звуки, вы можете согласиться со мной. Подумайте над этим. Попробуйте это почувствовать.
Я продолжал глядеть на воду и небо… Я уже услышал все, за чем я сюда шел, а остальное было не так уж важно для меня, но подобное удовольствие на десерт я имел далеко не каждый день. И я понял затем, что девушка понравилась мне даже больше, чем я думал, и очарование это росло в то время, когда я сидел и слушал — и не только из-за предмета беседы. Так, отчасти продолжая разговор, а отчасти из-за своего удивления, я сказал:
— Продолжайте. Рассказывайте дальше, об остальном. Пожалуйста!
— Об остальном?
— Вы определили религию или нечто в этом роде. Скажите же мне, как по-вашему, на что это может быть похоже?
Она пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она затем. — Если убрать хоть одно предположение, сама догадка начинает выглядеть глупо. Давайте остановимся на этом.
Но такой вариант оставлял мне совсем немногое: сказать «спасибо» и «доброй ночи». И я принялся усиленно размышлять над тем, что она мне рассказала, и единственное, что пришло мне на ум, было мнение Бартелми об обычной распределенной кривой относительно дельфинов.
— Если, как вы предполагаете, — начал я, — они постоянно размышляют и истолковывают сами себя, их вселенная нечто вроде изумительной снопесни, то они, возможно, подчиняются ей по необходимости — одни несравненно лучше, чем другие. Как много Моцартов может существовать в племени музыкантов, чем чемпионов в племени атлетов? Если все они участвуют в религиозной «диагоги», из этого может следовать, что некоторые из них — самые лучшие игроки? Могут ли они быть жрецами или пророками? То ли бардами? Священными песнопевцами? Могут ли районы, в которых они живут, быть святыми местами, храмами? Дельфиньими Ватиканами или Мекками?
Она рассмеялась:
— Теперь увлеклись вы, мистер… Мэдисон.
Я посмотрел на нее, пытаясь разглядеть нечто за очевидно насмешливым выражением, с которым она разглядывала меня.
— Вы посоветовали мне подумать над этим, — сказал я, — попытаться прочувствовать это.
— Было бы странно, если бы вы оказались правы. Верно?
Я кивнул.
— И, возможно, существует также паломничество, — сказал я, вставая, — если только я правильно истолковываю это… Я благодарен вам за те минуты, что отнял у вас, и за все остальное, что вы дали мне. Вы не сочтете ужасным нахальством, если я когда-нибудь снова загляну к вам в гости?
— Боюсь, я буду весьма занята, — сказала она.
— Я понимаю. Я очень благодарен вам за сегодняшнюю беседу. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Я отправился назад, к моторке, завел ее и, проплыв мимо волнолома, направился в темнеющее море, оглянувшись лишь раз в надежде обнаружить только то, что должно было быть — девушку, сидевшую на причале, и задумчиво глядевшую на волны. Она похожа на Маленькую Русалочку, решил я.
Она не помахала мне вслед. Но, быть может, было темно, и она просто не заметила.
Вернувшись на Станцию-Один, я почувствовал себя достаточно вдохновленным, чтобы направиться в комплекс контора-музей-библиотека и посмотреть, что мне пригодится во время знакомства с материалами, касающимися дельфинов. Я направил свои стопы через остров к передней двери, миновал неосвещенные модели и выставки оружия и свернул направо, я толкнул открытую дверь. В библиотеке горел свет, но само помещение было пустым. Я обнаружил несколько книг из списка: которые не читал, отыскал их, полистал, но после второй книги угомонился и отправился записать их.