Налетчики тоже нуждались в добыче, но совсем иного рода. Они не оставили земледельцам ни единого шанса. Возможно, кому-то удалось спастись бегством, хотя вряд ли. Воины-а'шури видели в темноте, как совы. Теперь Краш и сам обладал "темным зрением", но, как говорится, дорог нож к резне…
Его разбудил отчаянный крик, полный муки и ужаса. Еще не до конца проснувшись, Краш ощутил, что ночь снаружи полна звуками: лязг металла, топот ног, надсадное дыхание… Зашелся лаем цепной кобель Бортус. Лай почти сразу оборвался, на смену ему пришли крики людей, треск, хриплые проклятия. За стеной тяжко шагнул к двери отец.
Скрип петель.
– Вставайте! Бегите к лесу! Я их задержу!
Взвизг стали, влажный хруст.
– Получай, ублюдок! Давайте, подходите! Мой меч заждался! Ланга, Краш, Нитта – скорее! Бегите!
Краш вскочил с лежанки, ухватил за руку сестренку – та спросонок терла кулачками глаза – и бросился к выходу.
– Краш, Нитта?!
– Мы здесь, мама!
– Бегите!
Ночь плеснула в лицо жирной копотью мрака, разорванного охристым пламенем. Во дворе жарко полыхала копна сена. Краш понял: копну, бросив факел, поджег отец, потому что нападавшим свет был не нужен. А'шури смутными тенями скользили за пределами освещенного круга, подбираясь к хозяину дома. Отец стоял в двух шагах от двери, занеся над правым плечом окровавленный меч. У ног его в черно-бурых маслянистых лужах скорчились два мертвых тела.
Боевое безумие мало-помалу овладевало отцом, в прошлом – единственным из телохранителей лорда Плимута, кто выжил после Адрасского мятежа.
– Уходите…
Отец произнес это, не оборачиваясь, спиной почуяв семью, в страхе замершую на пороге. Голос его напоминал рычание медведя, глаза, не отрываясь, следили за тенями во мгле.
– Ну же! В лес!
Они послушались. На бегу Краш оглянулся, успев заметить: перед отцом выросла жуткая черная фигура. Существо передвигалось на двух ногах, но человеком оно не было! Отец наискось рубанул мечом, тварь с металлическим звоном отбила удар рукой и прыгнула на отца. Оба покатились на земле, и тьма извергла из себя…
Мальчик не разглядел – кого именно. Казалось, ночь вдруг ожила, ухватила его за шиворот и поволокла дальше. Где-то рядом заходилась в плаче Нитта. Вскрикнула мать – крик перешел в задушенный хрип и смолк, словно матери заткнули рот кляпом. Или… При одной мысли об этом страшном "или" ноги грозили подломиться.
Дорогу к горам он запомнил плохо. Перед глазами все время стоял двор, освещенный пламенем, и отец, на которого прыгает двуногая тварь с железными руками. Их тащили к Шаннуранскому кряжу два дня. Вернее, две ночи. В деревне были уверены, что два дневных перехода воинам-а'шури не одолеть: подземные жители не любят и плохо переносят солнечный свет. Даже в лунные ночи они стараются не показываться на поверхности. Так утверждали старейшина Тингам и знахарь Вахур. Одни верили им, другие считали, что никаких а'шури под горами Шаннурана нет, и все это – детские сказки.
Деревня чувствовала себя в безопасности, и зря.
Лазутчики а'шури сумели отыскать дневное укрытие – заброшенные алмазные копи. Там, отправившись в поход, они пересидели день, и там же вместе с захваченными пленниками вновь переждали светлое время на обратном пути. Вроде бы днем а'шури убили и съели кого-то из людей, но сейчас Краш сомневался: правда это или помрачение рассудка? Наверное, разум мальчика так защищался от пережитого ужаса, отказываясь сохранять в памяти наиболее кошмарные моменты.
К исходу второй ночи, когда небо на востоке начало едва заметно сереть, они вошли в подгорный мир Шаннурана.
– Чш-ш-ш…
Краш очнулся от забытья, опять вынырнув из скорбной реки воспоминаний. На сей раз ему не послышалось: бархатный мрак лаза под потолком явственно звучал знакомым шелестом. Сердце дернулось зябликом, угодившим в силки, и забилось часто-часто. Накатил страх, но этому чувству было далеко до той волны дикого, животного ужаса, накрывшей мальчика, когда он впервые услышал шелестящие звуки. К страху примешивалось, почти заглушая его, возбуждение – болезненное и лихорадочное.
Можно сказать – предвкушение.
Звук нарастал. Он заполнил всю пещеру и теперь струился по стенам, проникая через уши, ставшие ненормально чуткими, прямиком в мозг, рождая завораживающие видения. Краш попятился к стене – не от страха, а чтобы дать место существу, двигавшемуся сейчас по лабиринтам Шаннуранских подземелий.