21 
Однако так же, как и римские законы, законы Ману ограничивали право на иск — например, формулировками, касающимися судебных дел с участием царя и брахманов, или в восемнадцатой статье о неуплате долгов, — и тем противостояли современной концепции, гласившей, что человеку должно быть обеспечено право обращаться к закону.
Хонда читал, очарованный выразительными образами, присущими этому своду законов, — вот, казалось бы, обязанные быть сухими формулировки права на иск: способ, которым властитель убеждается в достоверности фактов, сравнивается в тексте с тем, как "охотник по каплям сочащейся крови добирается до лежбища раненого оленя"; или при перечислении обязанностей властителя говорится, что он должен изливать благодеяния на свое царство "подобно тому, как бог Индра четыре месяца посылает на землю обильные дожди".
Наконец Хонда дошел до последней главы со странными положениями — не то правилами, не то декларациями.
Категорический императив законов Западной Европы до конца опирался на человеческий разум, а законы Ману естественно, как само собой разумеющееся, представляли собой недоступные разуму космические вселенские законы, а именно — "круговорот человеческого существования".
"Действие рождается из тела, слова, мысли и приносит плод — хороший или плохой".
"Душа в этом мире связана с телом; у нее есть три ипостаси: добро, зло и то, что между ними".
"Человек познает результат движения души в душе, сказанного — в словах, результат физического движения — в теле".
"Человек, заблуждающийся телом, в будущей жизни станет деревом-травой, заблуждающийся словом — птицей-зверем, заблуждающийся душой низкорожденным".
"Не оскорбивший живое телом, словом или мыслью, обуздавший вожделения и гнев завершит круг — получит полное освобождение".
"Человек обязан своей мудростью различать закон и не закон духа, обязан постоянно стремиться постичь закон".
Слова «закон» и «добро» здесь, как и в концепции "естественного права", употреблялись в одном и том же смысле, а отличие заключалось в идее круга перерождений, которую невозможно постичь разумом. С другой стороны, эта идея и не апеллировала к разуму, а уповала на угрозу возмездия, ее можно было бы назвать идеей, которая в меньшей степени полагалась на человеческую натуру, чем основные понятия римского права.
Хонда, раскапывая эту проблему, не собирался погружаться во тьму старых идей, но, стоя, как будущий юрист, на позициях упрочения закона, обнаружил, что не в состоянии освободиться от недоверия к действующему праву и в некотором роде испытывает за него стыд; в сложной системе действующего права, в этом ограниченном черными рамками кадре иногда просто необходимо было иметь перед глазами широкую перспективу божественного разума "естественного права" и главную идею законов Ману — ясное, голубое, полуденное небо, сияющий звездами ночной небосвод…
Право — вот уж поистине удивительная наука. Это мелкая сеть, которой можно зачерпнуть все вплоть до крохотных повседневных событий, и вместе с тем труд воображаемого рыбака, который давно раскинул огромную сеть, захватившую звездное небо и движение солнца.
Погрузившись в чтение, Хонда совсем забыл о времени, потом вдруг сообразил, что если сейчас же не ляжет спать, то завтра в театре, куда он приглашен Киёаки, будет выглядеть невыспавшимся и нездоровым.
При мысли о своем прекрасном загадочном друге он вынужден был признаваться самому себе, что, наверное, его собственная юность проходит слишком однообразно. Он смутно вспомнил хвастовство другого товарища по школе, как тот развлекался с девушками майко[15] в чайном домике квартала Гион: превратили подушку для сидения в мяч и играли на пирушке в регби.
Потом он вспомнил один из эпизодов прошедшей весны, в котором с точки зрения окружающих, может быть, не было ничего особенного, но который для Хонды стал событием из ряда вон выходящим. По случаю десятой годовщины со дня смерти бабушки в храме Бодайдзи, что в Ниппори, состоялась поминальная служба, и присутствующие на ней родственники потом заехали к ним домой.
Среди гостей выделялась молодостью, красотой, оживленностью Фусако, троюродная сестра Сигэкуни. Это казалось просто удивительным: обычно мрачный дом наполнился громким девичьим смехом.
Хотя то была поминальная служба, но бабушка умерла уже давно, а у редко встречавшихся родственников было о чем поговорить и кроме смерти: все старались побольше рассказать о детях, появившихся в семье.
21 
