Я обязательно вернусь в мае на Сахалин. Я болезненно сильно почувствовал этот остров, эту землю своей, родной. Я улетал с Сахалина, долго всматривался в исчезающие его очертания, унося с собой восхищение и сильную печаль. Я был печален, как, наверное, любой русский путешественник, заглянувший за горизонт.
22 сентября
Летел из Южно-Сахалинска во Владивосток Боингом сахалинской авиакомпании. Самолёт был забит до отказа. Аэропорты обоих городов наполнены жизнью, и чувствуется, что на Дальнем Востоке внутренние перемещения активны… Вообще, дальневосточный уклад жизни совсем другой. Определённо, у людей есть своё, не похожее ни на какое другое ощущение расстояний, времени, географии… Иное, чем у жителей Сибири, Центральной России, а также Урала, Юга и Северо-Запада, представление о том, что близко и что далеко. Например, для меня, когда я жил в Сибири, и теперь, когда живу в Калининграде, Япония стабильно и одинаково далека…
При этом во Владивостоке меня водили в лучшие, по мнению владивостокцев, заведения японской кухни. Но хорошую японскую еду во Владивостоке готовить не умеют. А когда в мае заказал себе там стейк из лосося… я получил стейк из норвежского лосося, которого привозят из Москвы. В местном японском ресторане мне сказали то же самое. Вот они, чудеса глобализации! (Улыбка.) При этом в магазинах столицы Приморья можно увидеть японские и корейские товары, совершенно разные, назначение которых мне непонятно. Далеко находится Владивосток, уж очень он «за холмом». Если говорить о моём ощущении некоего обозримого пространства, этот «холм» расположен где-то между Красноярском и Иркутском (улыбка). Вот такая гигантская страна, где жители Владивостока получают из Москвы вчерашние новости, а москвичи от владивостокцев – завтрашние.
13 сентября с утра стоял мёртвый штиль, и на быстроходной лодке моих друзей мы небольшой компанией вышли в море. Точнее, предприняли двухчасовой переход и оказались в невероятном месте… Я много раз бывал во Владивостоке. Мне много показывали разных уголков, бухт и островов. Меня с радостью и при первой возможности приглашали на какое-нибудь плавсредство и куда-то вывозили. Но на этот раз я увидел невиданное: меня отвезли в заповедную зону в районе бухты Средняя.
Описать те места я не смогу, мне не хватит моих литературных возможностей, да и слов я таких не знаю. Как описать чудо?
Я нигде не видел такой красоты скалистых берегов. Но среди невысоких скал регулярно расставлены и очень удобно расположены маленькие, укромные пляжи. Бухт тоже хватает. Я думал, у нас на Балтике самый белый и мелкий песок, так оказывается, нет! Там белее и мельче. Вода такой кристальной чистоты, что на отмелях зелень кажется неестественной, как в рекламе. Глядя за борт, даже на пятиметровой глубине хорошо видны морские звёзды. Купание в этих бухтах и этих водах какое-то особенное. Не понимаю, чем, но определённо в нём есть что-то захватывающее. Ещё можно взять ласты, маску и какой-нибудь железный инструмент типа отвёртки, и, ныряя на трёхметровую глубину, наковырять из песка больших ракушек, обитатели которых чертовски вкусны, не похожи ни на каких других, и их там полно.
Нет места лучше, чтобы снимать фильмы про пиратов и скрытые сокровища. Красивые острые скалы торчат из воды, рядом с ними – буруны над рифами. Скалы и отвесные берега покрыты карликовыми соснами таких причудливых форм, что, кажется, любой японский любитель карликовых деревьев отдал бы за каждую всё своё состояние и душу в придачу. А этих сосен там… В довершение всего мне показали лежбище морских котиков (точнее, это не котики, а нерпы). К ним можно было подобраться совсем близко, они при нашем приближении просто ныряли в воду и даже подплывали ближе, с любопытством рассматривая нас своими огромными чёрными глазами. Их усатые морды напомнили мне морду моей собаки. Этакие диковинные плавающие мопсы.
Я видел пещеры со свисающими со сводов летучими мышами… С уверенностью могу сказать, что я перестал думать, восторгаться и даже получать впечатления. Даже если бы у меня был с собой фотоаппарат, я не стал бы пытаться фотографировать, не получилось бы. Да и отвлёк бы фотоаппарат, нарушил остроту проживания. Я просто превратился в зрение, слух и дыхание. Только губы у меня что-то прошевеливали безмолвно, прошевеливали одну и ту же беззвучную фразу. Я не сразу понял, что бормочу себе под нос. А потом прислушался к себе и услышал: «А Бог всё-таки есть, Бог всё-таки есть!»