Чед улыбнулся:
— Я знаю. Мама иногда показывает твои снимки. Она всегда их мне показывала. Классно все это у тебя получается, особенно боевые кадры. Тебе, наверное, в интересных ситуациях приходилось бывать.
— Приходилось. — Эверетт вдруг услышал, как в его речи стала более заметна манера уроженцев Монтаны, которые обычно говорят коротко, четко, не растягивая слова, и вообще многословием не отличаются. В Монтане было скудно все, в том числе и здешняя пересеченная местность. Но что-то в этой скромной незаметности притягивало и радовало глаз Эверетта. Он думал о том, что вот его сын в отличие от отца, уехавшего из дома на край земли, остался на родине, там, где его корни. Родственников здесь у Эверетта не осталось, все уже умерли. И он сюда возвратился только потому, что здесь живет его сын.
Наконец они подъехали к маленькой церквушке, где проводились собрания. Спускаясь вслед за Чедом но лестнице на цокольный этаж, Эверетт подумал: как же ему все-таки повезло, что Чед не отказался от встречи. А ведь мог бы. Эверетт мысленно вновь поблагодарил Мэгги. Лишь благодаря ее уговорам, мягким, но упорным, он решился поехать к сыну и теперь был счастлив. Уже при первом их знакомстве она спрашивала его о сыне.
Они вошли в зал, и Эверетт с удивлением обнаружил, что собралось тридцать человек, в основном мужчины. Они сели рядом с Чедом на раскладных стульях. Собрание только началось и шло по заведенному порядку. Когда новичков и гостей попросили представиться, Эверетт подал голос. Он назвал свое имя, сказал, что он бывший алкоголик и что вот уже двадцать месяцев как не берет в рот ни капли. Присутствующие хором приветствовали его: «Здравствуй, Эверетт!» — и собрание продолжилось.
В этот вечер Эверетт выступал. Чед тоже. Эверетт говорил первым. Он неожиданно для себя принялся рассказывать, как начал пить, о своем несчастном, вынужденном браке и о том, как бросил сына. Сказал, что это единственное в его жизни, о чем он сожалеет больше всего, что хочет загладить вину и, если возможно, расчистить завалы прошлого. И он рад своему приезду. Пока выступал отец, Чед сидел, уставившись на свои сапоги, такие же поношенные, как и у Эверетта. Это была обувь настоящего ковбоя — темно-коричневые сапоги со сбитыми каблуками и забрызганные грязью. Эверетт был в своих неизменных, любимых, из кожи черной ящерицы. Надо сказать, в ковбойских сапогах были все мужчины в зале и даже некоторые из женщин. У мужчин на коленях лежали ковбойские шляпы стетсон.
В выступлении Чеда содержалось много интересного для отца. Чед сказал, что уже восемь лет как завязал, с тех пор как женился. А сегодня он опять поссорился с управляющим и хотел бы вообще уйти с этой работы, но не может. Ребенок, который родится весной, сказал Чед, значительно осложнит жизнь. На нем, Чеде, лежит такая ответственность, что иногда даже страшно становится. Но детей и жену он все равно любит, и в итоге все, наверное, как-нибудь устроится. Хотя, конечно, будущий ребенок, признался Чед, окончательно привязывает его к этому проклятому ранчо, и это порой вызывает в нем внутреннее возмущение. Затем, бросив взгляд на Эверетта, Чед сказал, что ему странно встретить сейчас отца, которого никогда не знал. Но он все равно рад его возвращению, хотя тот и появился с опозданием.
Собравшиеся, взявшись за руки, прочитали молитву о спокойствии. Все встали со своих мест. После официальной части все приветствовали Эверетта и говорили с Чедом. Здесь все друг друга знали, гостем был только Эверетт. Затем женщины, одна из которых исполняла обязанности секретаря собрания, принесли кофе с печеньем. Эверетту понравились выступления, как и собрание в целом. Чед представил отца своему наставнику, старому, седому бородатому ковбою с веселыми глазами, а также двум своим подопечным, приблизительно его же возраста. Чед сказал, что он в обществе «Анонимных алкоголиков» уже семь лет как наставник.
— Долго держишься, — заметил Эверетт, когда они вышли. — Спасибо, что взял с собой. Мне необходимо было сходить на собрание.
— Часто ходишь? — спросил Чед. Выступление отца ему пришлось по душе. Тот говорил открыто, честно и, по-видимому, искренне.
— В Лос-Анджелесе дважды в день. И один раз, когда нахожусь в другом городе. А ты?
— Три раза в неделю.
— Да, четверо детей не шутки. — Он уважал Чеда за это. Ему отчего-то казалось, будто Чед все еще ребенок. А он женатый мужчина, у него своя семья. И он, Эверетт вынужден был признать это, в отличие от своего отца времени даром не терял. — А что у тебя с управляющим?