Последние отзывы

  53  

Такие лица бывают у умерших каторжников. Все, кончился мучительный труд, казавшийся бесконечным, и твердо известно, что хуже уже не будет никогда.

Великий Здрайца к этому моменту впопыхах кидал в тарантас скатерку, горшки, фляги; кобыла спешно доедала овес из торбы, понимая, что в ближайшее время жевать ей явно не придется.

— Душу потратил, — бормотал Петушиное Перо себе под нос, захлебываясь жадностью и слюной. — Душу, душеньку, выкуп мой, кубышечку!.. ах, дурак, дурак адов… Не поймать теперь — дудки, освободилась, оборвала поводок, на второй круг пошла, ищи-свищи! Ах, дурак… Будь ты проклята, баба, на веки вечные! Обокрала, как есть обокрала, сперва силой умыкнула, потом на жалость взяла, взломала кубышечку — а я, я, не знал, что ли, что муки освобождают, что опасно мертвяков неостывших насильно подымать?! Знал?! Знал… ах, дурак, баран безмозглый…

И чудовищно удлинившаяся трость из орешины свистнула по костлявой спине лошаденки.

Тарантас Великого Здрайцы, вихляясь, катил через луг, и уже давно должен был скрыться в тумане, но почему-то все не скрывался: дрожащая пелена в испуге спешила расступиться перед тем, чье имя лучше не поминать лишний раз, и отнюдь не торопилась сомкнуться позади. Тарантас словно уходил в длинный и узкий коридор с призрачными туманными стенами, ведущий, казалось, в саму Преисподнюю…

Но до Преисподней было все же далековато. Да и не собирался туда Петушиное Перо, так что тарантас в конце концов убрался восвояси, туманный коридор понемногу затянулся, а смотревшие вслед тарантасу люди передернулись и сбросили путы оцепенения.

— Эх, знал же, что нельзя со Здрайцей связываться! — горько вздохнул мельник. — Теперь, чую, недолго нам всем мать-землю топтать осталось…

— Это почему же? — чуть приподнял бровь аббат Ян.

— Да не вам! — огрызнулся мельник. — Вам-то что?! Уедете, и поминай как звали! А нам куда с мельницы податься? Приедут, скоро приедут… пожгут, порубят, и ведовство мое не поможет!

— Я не держу на тебя зла, старик, — на удивление мягко проговорил настоятель.

— Вы-то, может, и не держите, святой отец, — проворчал Стах. — И на том спасибо, ежели не врете. Бог даст, и не пришлете сюда никого. Да только Лентовские, — они-то не простят! Весь бы их змеиный род… — Топор не договорил, зло сплюнул и обернулся к уцелевшему подмастерью. — Сходи-ка ты, Мешко, на мельницу за заступом! Стаса похоронить надо. Чтоб все по-людски…

— Я помогу, — неожиданно вмешался Михал.

Мельник покосился на воеводу, но ничего не ответил.

Михал и Седой молча подняли мертвого Стаса и понесли к погосту.

— Я буду молиться за упокой… за упокой его души, — отрывисто бросил им вдогонку настоятель.

— Благодарю, святой отец. Вот могилу выроем — и читайте все, что положено, — старый мельник постоял, горестно хмыкая, и побрел следом.

Аббат Ян согласно кивнул и обернулся к Марте, к ногам которой все еще жался Джош.

Квестарь Игнатий тактично отошел подальше, хоть и хотелось ему послушать, о чем станет говорить аббат Ян со своей сестрой, за которой только что приезжал сам Сатана! Приезжал — и уехал ни с чем. Чудо! Вот только надолго ли уехал?..

— Странно все это, Марта, — в явной растерянности пробормотал Ян, искоса глядя на сестру.

— Странно, — согласилась Марта. — Только что? Что странно для тебя, Ян?

— Многое, Марта. Этот человек… или не человек — которого все, в том числе и он сам, называют дьяволом… Может быть, я впадаю сейчас в тяжкий грех, но мне немного жаль, что он так быстро уехал. Нам с ним было бы о чем поговорить. Во всяком случае, мне с ним.

Марта даже на мгновение потеряла дар речи. Ее брат Ян… нет, не так — аббат Ян, священник-бенедиктинец, настоятель тынецкого монастыря, ведущий теологические беседы с Великим Здрайцей?!

— И о чем же ты хотел с ним поговорить? — выдавила она наконец.

— О многом, — бледное лицо аббата в обрамлении предрассветной дымки было сейчас серьезным и немного грустным. — О том, о чем намекнул, но не договорил он сам. О том, почему он спас тебя — а по большому счету и меня с Михалом — отпустив принадлежавшую ему душу, вложив ее в мертвого и ничего не потребовав взамен? Да и вообще: откуда он взял эту душу, почему все же решился с ней расстаться, хоть и жалел потом? Не из Преисподней же он ее извлек?! О, у меня к нему было бы множество вопросов, и, думаю, на многие из них он смог бы ответить — вот только захотел ли?.. Где обретаются погубленные, проданные Нечистому души людские? В аду? Или все же нет? Опять же — зачем Дьяволу души? Что ему с них? Неужели ему просто доставляет удовольствие соблазнять и мучить малых сих? И так ли уж они мучаются? — если только что он сам кричал, что муки освобождают, забыв сказать: от чего именно они освобождают! Многое хотел бы я у него спросить, даже зная, что грех это, и что верить Дьяволу нельзя; да скорее всего, он не захотел бы отвечать мне — и все же…

  53