Особенно,... 
91 
— Не приказываю — предлагаю. Когда душа раджи Шантану обретет райские миры, ты займешь его место на престоле. Да, царство твоего отца процветает, люди в нем обеспечены и счастливы, исправно возносятся молитвы и творятся обряды — но так ли обстоят дела в сопредельных державах?! А еще дальше простираются земли заик-барбаров[50], чьи женщины испражняются стоя, а мужчины не чтят богов, допускают смешения варн или вовсе не признают их, дают нечистым собакам вылизывать посуду, из которой едят… Да ты, верно, и сам это знаешь?
— Знаю, Великий!
— Ведь варна, «окраска» существ — это не просто сословие! За спиной у брахмана — сотни поколений потомственных жрецов, века общения с богами и наставления смертных на путь истинный! Брахман — это он сам и все его предки! Поручи обряд «Приношения Коня» любому не брахману — что получится?! То же и с кшатриями: год за годом род воинов копил мужество, отвагу и умение сражаться, впитывая их с молоком матери! Брось в бой рыбака или гончара — много ли он навоюет?! Вайшьи, землевладельцы и мастера, испокон веку учились хозяйствовать, шудры — выносливы, послушны и привычны к тяжелой работе… Тысячелетия кропотливого отбора — и свести все на нет из-за ложной справедливости?! Только потому, что Жар-тапас доступен всем?!
— И я… мне предстоит образумить этих людей?
— Да! Ты станешь Чакравартином-Самодержцем, Вращающим Колесо Судьбы. Ты объединишь все окрестные земли, ты пойдешь дальше, в земли барбаров, и принесешь им Закон-Дхарму — пусть даже на конце стрел! Империя Гангеи Великого прославится в веках, расцветая под сенью Закона, славя богов и своего земного повелителя… Решайся! Стань Опекуном Земли!
У сына Ганги кружилась голова от открывшейся перед ним картины. Не это ли мечта любого просвещенного правителя? Могучая держава, крепкая Законом и благочестием, где каждый знает свое место и доволен своей участью? А во главе — он, Чакравартин-Самодержец, фаворит самого Вишну, пользующийся поддержкой богов и любовью благодарного народа? Все враги сокрушены, еретики наказаны, подданные довольны, чистота варн незыблема, царство процветает, богам возносятся обильные жертвы…
— …Но это еще не все, царевич, — вернул его с небес на землю голос Опекуна Мира. — И без барбаров хватает гнуси в Трехмирье: ракшасы, пишачи-трупоеды, нечистые бхуты, преты, якши, вселяющиеся в тела умерших духи-веталы — да мало ли кто еще?! Долг Чакравартина — выжечь нежить каленым железом! Раз и навсегда!
— Но ведь часть их состоит в свитах богов! — изумился Гангея.
— Божьи слуги безопасны для Трехмирья. Но предающийся аскезе ракшас, который получает в итоге сверхбожественное могущество? Подкрадывающийся к уснувшему в лесу путнику прет-клыкач?! Бхуты — осквернители могил?! Им не место среди живых! А души их, возродясь в куда более достойных существах, озарятся наконец светом Закона и ступят на стезю добродетели. И ты в силах помочь им в этом!
— Я?!
— Ты! — в голосе Вишну зазвенели нотки раздражения. — Объединив людей в единое государство, ты очистишь землю от скверны, после чего скажешь от чистого сердца: «Хорошо, и хорошо весьма!»
Что-то шевельнулось глубоко в душе Гангеи, там, далеко, притаясь на самом дне, куда не достигал свет разума, дрогнула незримая твердь — и даже зверь, внимавший речи Бога вместе с царевичем, испуганно дернулся.
Тайна просыпалась от долгого сна, медленно выбираясь на поверхность сквозь толщу судорожно сопротивлявшегося «я».
— Что же я должен сделать? — спросил у Бога сын Ганги, с тревогой прислушиваясь к самому себе.
— Для начала — жениться на Сатьявати. Потом… Темный прибой ударил в мозг, вымывая остатки сознания, и свет померк в глазах Гангеи.
Тело будущего Чакравартина содрогнулось, едва не выпав из челна, руки клешнями заскребли по бортам, словно в поисках опоры, голова свесилась набок, глаза закатились, сверкая белками в кровавых прожилках, а изо рта потекла тягучая слюна. Сейчас могучий витязь выглядел беспомощней младенца — и напротив него эбеновым изваянием застыла темнокожая женщина, пересыпая под веками толченый берилл «кошачья искра».
— На престол, — с трудом пробулькал слюнявый рот Самодержца. — На престол — и всех к ногтю! Барбаров, ракшасов, Локапал, согласных, несогласных… всех! Восславим хором братца Вишну! Ом мани! Так, Упендра?
— Что ты себе позволяешь, червь?! — полыхнул гневом взгляд женщины. — Забыл, кто перед тобой?!
91 
