Особенно,... 
110 
Вообще Петербург, в котором он давно не был, производил на него свое обычное, физически подбадривающее и нравственно притупляющее впечатление: все так чисто, удобно, благоустроенно, главное – люди так нравственно нетребовательны, что жизнь кажется особенно легкой.
Прекрасный, чистый, учтивый извозчик повез его мимо прекрасных, учтивых, чистых городовых по прекрасной, чисто политой мостовой, мимо прекрасных, чистых домов к тому дому на канаве, в котором жила Mariette.
У подъезда стояла пара английских лошадей в шорах, а похожий на англичанина кучер с бакенбардами до половины щек, в ливрее, с бичом и гордым видом сидел на козлах.
Швейцар в необыкновенно чистом мундире отворил дверь в сени, где стоял в еще более чистой ливрее с галунами выездной лакей с великолепно расчесанными бакенбардами и дежурный вестовой солдат со штыком в новом чистом мундире.
– Генерал не принимают. Генеральша тоже. Они сейчас изволят ехать.
Нехлюдов отдал письмо графини Катерины Ивановны и, достав карточку, подошел к столику, на котором лежала книга для записи посетителей, и начал писать, что очень жалеет, что не застал, как лакей подвинулся к лестнице, швейцар вышел на подъезд, крикнув: «Подавай!» – а вестовой, вытянувшись, руки по швам, замер, встречая и провожая глазами сходившую с лестницы быстрой, не соответственной ее важности походкой невысокую тоненькую барыню.
Mariette была в большой шляпе с пером и в черном платье, в черной накидке и в новых черных перчатках; лицо ее было закрыто вуалью.
Увидев Нехлюдова, она подняла вуаль, открыла очень миловидное лицо с блестящими глазами и вопросительно взглянула на него.
– А, князь Дмитрий Иванович! – веселым, приятным голосом проговорила она. – Я бы узнала…
– Как, вы даже помните, как меня зовут?
– Как же, мы с сестрой даже в вас влюблены были, – заговорила она по-французски. – Но как вы переменились. Ах, как жаль, что я уезжаю. Впрочем, пойдем назад, – сказала она, останавливаясь в нерешительности.
Она взглянула на стенные часы.
– Нет, нельзя. Я на панихиду еду к Каменской. Она ужасно убита.
– А что это Каменская?
– Разве вы не слыхали?.. ее сын убит на дуэли. Дрались с Позеном. Единственный сын. Ужасно. Мать так убита.
– Да, я слышал.
– Нет, лучше я поеду, а вы приходите завтра или нынче вечером, – сказала она и быстрыми легкими шагами пошла в выходную дверь.
– Нынче вечером не могу, – отвечал он, выходя с ней вместе на крыльцо. – А у меня ведь дело к вам, – сказал он, глядя на пару рыжих, подъезжавших к крыльцу.
– Что такое?
– А вот записка об этом от тетушки, – сказал Нехлюдов, подавая ей узенький конверт с большим вензелем. – Там вы все увидите.
– Я знаю: графиня Катерина Ивановна думает, что я имею влияние на мужа в делах. Она заблуждается. Я ничего не могу и не хочу вступаться. Но, разумеется, для графини и вас я готова отступить от своего правила. В чем же дело? – говорила она, маленькой рукой в черной перчатке тщетно отыскивая карман.
– Посажена в крепость одна девушка, а она больная и не замешана.
– А как ее фамилия?
– Шустова. Лидия Шустова. В записке есть.
– Ну, хорошо, я попытаюсь сделать, – сказала она и легко вошла в мягко капитонированную коляску, блестящую на солнце лаком своих крыльев, и раскрыла зонтик. Лакей сел на козлы и дал знак кучеру ехать. Коляска двинулась, но в ту же минуту она дотронулась зонтиком до спины кучера, и тонкокожие красавицы, энглизированные кобылы, поджимая затянутые мундштуками красивые головы, остановились, перебирая тонкими ногами.
– А вы приходите, но, пожалуйста, бескорыстно, – сказала она, улыбнулась улыбкой, силу которой она хорошо знала, и, как будто окончив представление, опустила занавес: спустила вуаль. – Ну, поедем, – она опять тронула зонтиком кучера.
Нехлюдов поднял шляпу. А рыжие чистокровные кобылы, пофыркивая, забили подковами по мостовой, и экипаж быстро покатил, только кое-где мягко подпрыгивая своими новыми шинами на неровностях пути.
XVI
Вспоминая улыбку, которою он обменялся с Mariette, Нехлюдов покачал на себя головою.
«Не успеешь оглянуться, как втянешься опять в эту жизнь», – подумал он, испытывая ту раздвоенность и сомнения, которые в нем вызывала необходимость заискивания в людях, которых он не уважал. Сообразив, куда прежде, куда после ехать, чтоб не возвращаться, Нехлюдов прежде всего направился в сенат. Его проводили в канцелярию, где он в великолепнейшем помещении увидал огромное количество чрезвычайно учтивых и чистых чиновников.
110 
