84 
- …душа мудреет, а плоть стареет, и что-то реет, а что-то — так,
- Лежит во прахе, глядит во страхе, как бабы-пряхи прядут не в такт.
- И мне, о боже, налей того же, хочу итожить, хочу молчать,
- Пока во мраке сцепились в драке ладонь и знаки, ключ и печать…
Антошка играет с Талейраном.
Черт его знает, зачем я назвал цуцика Талейраном. А уж где я его подобрал — этого и черт не знает. Проснулся утром, в башке конный парад, а он рядом на кровати. В ногах деликатничает. И храпит, как Фальстаф. Откуда, как — ничего не помню. Кучерявый, лобастый. На прошлой неделе ходили с ним к знакомому кинологу. Тот ржал, как конь. Сказал, что черный терьер, бернская овчарка и барбос Кабысдох.
Породу изобрел: собака Франкенштейна.
Вон, рычит. Вцепился в искусственную кость, тянет к себе. Башкой мотает. Антошка хохочет, типа отбирает. Вспотел от натуги. Он теперь у меня каждый вечер околачивается, ботаник. Ужинает, выгуливает Талейрана. Ночевать не остается.
Потому что — Шиза.
— Знаешь, папа, — неожиданно говорит Антошка. Рычание Талейрана вторит ему контрапунктом. — Я свой ЖЖ убил.
— Чего вдруг? — удивляюсь я.
— Так, ерунда. Я зарок дал. Когда ты пил, а потом — в больнице… Ну, короче, я подумал: если обойдется, убью ЖЖ. Глупо, правда?
— Глупо. В мое время девчонки руки резали…
— Зачем?
— В знак верности. Парень в армию уходит, а она по руке ножом — чик! Чтоб верил: дождется. Шрамы оставались — тоненькие, белые.
— Ждала?
— Как когда. Бывало, через полгода — замуж. Со всеми шрамами…
- …текут чернила, как воды Нила, и крокодилы зевают всласть,
- От их зевоты всем ясно: вот ты, и главный кто тут, и чья здесь власть,
- И что по чести, а что — прочесть бы, да против шерсти рванет судьба,
- По кромке бездны, и друг любезный споет для бесов: «…там правит бал!»
Шиза возится на кухне.
Гремит посуда. Течет вода. Шуршит мочалка. Шиза аккуратна до икоты. У меня никогда не хватало терпения так мучить несчастную тарелку. Сейчас она закончит, вернется в комнату, устроится в кресле с ногами — и будет читать. Если нет, то мы поговорим о чем-нибудь.
Она скажет: почитай мне стихи, Золотарь.
Спит Шиза в кабинете, на диване. Смешно сказать — между нами по сей день ничего не было. Как в сентиментальном романе XIX века. Даже когда я возвращался бухой в дрезину. А врач утверждал, что я — мужчина в самом расцвете. Врал, лекаришка. Когда Шиза перебралась ко мне, ни сказав ни слова, я сперва… Что я сперва? Ну, не знал, что делать. А там привык. И Антошке она нравится. Золотарь ты, Золотарь, хренов Казанова… Она старше твоего сына на семь лет. Она все придумала, выстроила замок на песке, на пустом месте. Фикция, мираж; шуточки СФ.
Однажды она уйдет.
Или я приду к ней в кабинет.
- …а как мечталось, и как леталось, но что-то сталось, а что-то — нет,
- Как знать, где старость, а где усталость, где просто жалость, где звон монет?
- И в реку с моста уже не просто, и струп-короста на миражах,
- И что ни слово — укор былого, и что ни песня — укол ножа…
Во дворе рычит и ворочается дракон. Это мусоросборочная машина. Волей злого чародея она всегда приезжает глубокой ночью. Взревывает мотор, хлопают крышки. Захват лязгает о мусорные баки. Грохот, тоскливый скрежет. Дракон хочет нормальную, сочную девственницу. А приходится жрать всякое дерьмо.
Кто угодно превратился бы в монстра.
Талейран вскидывается, ворчит в ответ. И ложится обратно. Он привык быстрей меня. У меня на это ушли годы, у него — дней десять. Чихать он хотел на дракона. Просто сам не прочь порыться в мусоре. Вот и ревнует.
— Спи, — говорю ему для проформы.
Чтоб знал, кто в доме хозяин.
— Ага, — отвечает Талейран. — Сплю.
- …и мне, Всевышний, дай это дышло, чтоб боком вышло из-под ребра,
- Чтоб там, где бьется, где тонко рвется — покой и солнце… Спасибо, брат.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
ОДИН ИЗ НАС
1
Лысый никуда не торопился. Критически изучал дисплей, словно хотел вымыть его с мылом. Обидно! Будто нет ему никакого дела до эксперимента, который сам же и предложил «замутить». Ни до «Авгикона», ни до его ужас какого ответственного директора…
Я бродил по «студии», чувствуя себя полным идиотом. Хотя в идиотах, по идее, должен был ходить лысый. Да, моя теория — завиральная. Но эксперимент для ее проверки… Бред сивой кобылы. Я поймал себя на том, что хожу, заложив руки за спину — как Чистильщик. Убрал руки из-за спины. Мотыляются. Сунуть в карманы? Вульгарно. Продеть большие пальцы в петли для ремня? Уже лучше. Но за спиной — все равно удобнее.
84 
