Окна задернуты черными шторами. На стенах — звукопоглощающие панели. На потолке — бестеневые лампы, как в операционной. Включенные в четверть накала, они дают мягкий, рассеянный свет. Если не глазеть на потолок — кажется, свет идет отовсюду. Даже воздух флюоресцирует.
Кабинет доктора Калигари?
Рядом с креслом — монитор компьютера. Сейчас его перекрыл широченной спиной Вениамин Борисович, колдуя над программой. Верочка изображала парикмахершу: разбирала мне волосы на пряди, смазывала гелем с ароматом лаванды… Потом взялась за электродики. Два — за ушками. Два — к уголкам глаз. И еще сладкая парочка — к правому глазику, сверху и снизу. Чтоб я так знал, почему к правому — два, а к левому — ни одного…
В финале добрая фея украсила мою голову короной — сеткой с целым ворохом электродов. От них за ширму тянулись пучки разноцветных проводов. Довольно мурлыча, Верочка взяла деревянную палочку — и опять стала копаться у меня в волосах.
Будто вшей искала.
— Вы левша или правша?
— Правша.
— А ближайшие члены вашей семьи?
— Правши. Кроме дедушки Сени. Это важно?
— Да. Откиньтесь на подголовник. Вот так, аккуратненько… Прогоним тестовую серию — и приступим. Смотрите на экран. На нем будут быстро мелькать фрагменты предложений. Старайтесь их прочесть и запомнить. Когда возникнет вопрос — отвечайте «да» или «нет». На основании того, что успели запомнить. Под правой рукой у вас — кнопка «да». Под левой — «нет». Все понятно?
— Вроде, все…
— Внимание на монитор. Начинаем!
Навалилась сонная расслабленность. На экране мельтешили огрызки фраз. Вопросы типа: «Подарил ли любящий брат верной жене самовар?» Я от фонаря нажимал то «да», то «нет». Я. Аз есмь. Такой себе мелкий аз. Прыщ эволюции. Много воды, как в тексте графомана. Кучка химии. Горсть нейронов в черепной коробке. Шебуршат, совокупляются. Выделяют мыслительную слизь. Типа Верочкиного геля. Слизь лезет через поры наружу. Волосы жирные, лоснящиеся. Как от бриолина.
Не волосы — провода.
Красный — злость. Синий — страх. Черный — гнев. Сиреневый — восторг. Серый — апатия. Желтый — удивление. Голубой — равнодушие. Коричневый — усталость. Пурпур — ужас. Текут провода, гудят провода, уходят за ширму.
«Обнаружено новое устройство!»
Ага, это я.
Черный шум — я. Красный шум — я. Серый, желтый, синий — я. Шумим, братцы, шумим. Бегут кривые по экрану. Углы, синусоиды. Мы-то думали — там, в заэкранье, вырастут дворцы. Мечтали — станем Роландами, Ланселотами, Аполлонами. А стали чукчей № 36 и Нанохреном. И вышло, что тут — плоско. Серо. Скучно. Синусоиды да углы. Чем площе, серей и скучней здесь, тем больше, тем страстнее хочется, чтобы там — ого-го…
За что ненавидишь брата своего, Каин?
За то, что живу, как он, Господи.
Доктор Калигари посылал сомнамбулу убивать своих врагов. Бездумного, покорного исполнителя. Пока в ящике лежала кукла, изображающая сомнамбулу, оригинал крался по ночным улицам. Проникал в спальни. Заносил нож. Не зная, что делает; не помня, что сделал. Черт возьми, доктор Калигари хотя бы заботился о своей сомнамбуле. Равнодушие Заразы к судьбе исполнителей, выполнивших миссию, ужасает больше, чем забота доктора-маньяка…
Да?
Нет?
Нет красок. Нет звуков. Черно-белый, немой фильм: «Кабинет доктора Калигари». Снятый без малого сто лет тому назад. Перевертыш, утверждающий в финале: вы все — душевнобольные. Убийцы и убитые, живые и мертвые; разоблачители и жертвы. Ваш мир — психиатрическая клиника. Где директором — очкастый доктор Калигари.
— …Ну, вот и все.
— Уже?
— Понравилось?
— Да.
— Хотите повторить?
— Нет.
— Кнопки можете больше не нажимать. Давайте в ванную — и на выход. Карточку не забудьте.
4
— Боже мой! Волосистая лихорадка Зоммера!
Истеричный вопль ударил в спину.
— Стопроцентный летальный исход! В карантин, немедленно! Вы обречены! Но я не дам вам заразить других!
Сердце ёкнуло. Что за чушь?! Золотарь обернулся, но горлопан был начеку — и снова юркнул ему за спину.
— Не оборачивайтесь! Не прикасайтесь ко мне! Даже не смотрите на меня!
Второй поворот, и Золотарь обнаружил перед собой Кота.
— Купился! — заржал адвокат. — Эй, народ! Где аплодисменты?
Народ жидко захлопал.
— Идиот, — резюмировал Золотарь. — Клинический.