На миг мне совершенно отчетливо почудился тихий шорох, донесшийся из ее комнаты, ясно различимый на фоне птичьего пения. Я постояла, прислушиваясь, потом шагнула к двери. Снова что-то зашумело, и я догадалась, что это из кухни внизу. Я еще немного подождала на площадке, затем спустилась по лестнице.
Выходившая из кухни Ники при виде меня вздрогнула:
– Ох, мама, как ты меня испугала.
В полусумраке прихожей смутно вырисовывалась ее тонкая фигура в светлом халате: обеими руками она держала чашку.
– Извини, Ники. Я подумала – вдруг это не ты, а ночной грабитель.
Дочь шумно перевела дыхание, она все еще не успокоилась.
– Плохо спала. Решила сварить себе кофе.
– Который теперь час?
– Наверно, около пяти.
Ники прошла в гостиную, оставив меня у основания лестницы. Прежде чем к ней присоединиться, я направилась в кухню за чашкой кофе. В гостиной Ники раздернула шторы и уселась верхом на стул с жесткой спинкой, рассеянно глядя в сад. Из окна на ее лицо падал сероватый свет.
– Дождь снова пойдет, как ты думаешь? – спросила я.
Ники, не отводя глаз от окна, пожала плечами. Я села возле камина и стала за ней наблюдать.
– Плохо спится. Постоянно снятся дурные сны.
– Ники, это меня беспокоит. В твоем возрасте проблем со сном быть не должно.
Ники не ответила и продолжала смотреть в сад.
– А что за дурные сны тебе снятся?
– Да так, дурные – и все.
– О чем, Ники?
– Просто дурные сны, – бросила она с неожиданным раздражением. – Какая разница о чем?
Мы помолчали.
– Я думаю, папа должен был бы о ней побольше заботиться, разве нет? – произнесла Ники, не оборачиваясь. – Он ее почти не замечал. Это было несправедливо.
Я выждала, не добавит ли она еще что-то, потом сказала:
– Что ж, это вполне понятно. Ведь он не был ей настоящим отцом.
– Но все равно это было несправедливо.
За окнами, как я заметила, уже почти рассвело. Где-то у самого окна распевала одинокая птичка.
– Твой отец бывал временами идеалистом. Знаешь, тогда он действительно верил, что здесь мы сможем устроить ей счастливую жизнь.
Ники пожала плечами. Я, глядя на нее, продолжила:
– Но, видишь ли, Ники, я всегда это знала. Я знала заранее, что здесь она не будет счастлива. Но все-таки решила ее сюда привезти.
Мои слова, кажется, заставили дочь призадуматься.
– Не говори глупости, – обернулась она ко мне, – откуда ты могла знать? Ты сделала для нее все, что могла. Тебя винить следует меньше всего.
Я не отозвалась. Лицо Ники без косметики выглядело совсем юным.
– Так или иначе, – сказала она, – иногда приходится брать риск на себя. Ты поступила совершенно правильно. Но нельзя смотреть на то, как жизнь тратится попусту.
Я отставила чашку кофе в сторону и устремила взгляд мимо Ники, в сад. Признаков дождя не было видно, и небо казалось яснее, чем в предыдущие утра.
– Было бы ужасно глупо, – продолжала Ники, – если бы ты пустила все на самотек и просто осталась там, где была. Ты, по крайней мере, сделала усилие.
– Пусть будет по-твоему. Давай больше не будем это обсуждать.
– Глупо, когда люди тратят свои жизни попусту.
– Давай больше не будем это обсуждать, – повторила я тверже. – Нет смысла перебирать все это заново.
Дочь снова отвернулась. Мы еще немного поговорили, потом я поднялась с места и подошла поближе к окну.
– Сегодня утро гораздо, лучше, – сказала я. – Может, и солнце покажется. Если да, Ники, то давай прогуляемся. Это принесет нам большую пользу.
– Наверное, – пробормотала она.
Когда я выходила из гостиной, дочь все еще сидела на стуле верхом, подперев рукой подбородок, и рассеянно глядела в сад.
Когда зазвонил телефон, мы с Ники в кухне доканчивали завтрак. В последние дни ей звонили так часто, что пойти и взять трубку первой должна была, естественно, она. Пока Ники отсутствовала, ее кофе остыл.
– Снова твои друзья? – спросила я.
Ники кивнула и пошла включить чайник.
– Знаешь, мама, – сказала она, – мне придется уехать сегодня. Это ничего?
Одну руку она держала на ручке чайника, другую положила себе на бедро.
– Конечно, ничего. Как хорошо, Ники, было побыть с тобой.
– Я скоро опять приеду тебя навестить. Но мне и в самом деле нужно вернуться.
– Извиняться незачем. Очень важно, что ты живешь теперь собственной жизнью.