Особенно,... 
68 
И вдруг: «Маленький Цуто смиренно кланяется украшению мира!»
Небо на землю упало?!
Будда Амида, какие еще беды нам уготованы?!
– Молодой господин! – Богатырь, оказывается, уже успел на коленях подползти к самому крыльцу. – Светоч искусства! Когда отцу доложили о прискорбном случае в переулке Чахлых Орхидей, Цуто-сан вскипел гневом! Поймите, отец давний поклонник таланта вашего родителя, а с недавних времен – и вашего славного дара! Присутствуя на премьере «Парчового барабана», Маленький Цуто плакал жаркими слезами, и душа его пела от ликования! А тут… какие-то заезжие душегубы!.. осмеливаются поднять свою грязную руку – на кого?! На сына Будды Лицедеев, одарившего город Сакаи своим присутствием?! Неслыханно! В наш просвещенный век?!
«Когда отцу доложили…»
Что?!
Мотоеси внутренне похолодел. Неужели этот пресмыкающийся гигант – сын Маленького Цуто?! Насмешка, чтоб потом кара вдвое больней показалась?! Или… ведь слышно же: богатырь не свои слова произносит – заучил, что называется, с чужих уст!
Хорошо еще, что старый Дзэами во двор не вышел, хотя наверняка слышит весь шум.
Ясное дело, знает, почему не выходит; знает, да не скажет.
– Встаньте! Молю вас, встаньте! – Юноша кинулся к богатырю, подымая того с коленей; но гость встал не сразу. – Негоже вам передо мной, ничтожным…
– Гоже, – уверенно возразил богатырь, улыбаясь во всю ширь, и Мотоеси вдруг увидел: прическа по возрасту, лет пятнадцать богатырю, не больше. – Отец велел, когда вы нас простите, передать: лиходей, что сбежать успел, далеко не убежал. На первой заставе костьми лег. Хотите, голову доставлю? Она в рассоле, не протухла покамест!
– Н-нет… нет, не беспокойтесь!
У Мотоеси зуб на зуб не попадал.
От холода, наверное.
– И еще. – Скинув стеганую куртку, большой сын Маленького Цуто заботливо укрыл ею юношу-актера. – Нищий, чье сердце тверже стали, больше не нищий. Сам теперь подаяние раздавать будет; щедрой рукой. Доблесть вознаграждена, и зло покарано. А вы, молодой господин, запомните крепко-накрепко: ходить вам с сего дня по Сакаи без опаски. В самых темных местах.
И повернулся к погонщику:
– Сгружай! Ах ты, доходяга… ну давай, подсоблю…
Уходя, богатырь куртку забрать отказался.
Так и ушел.
3
На следующий день, после обеда, он явился снова. Правда, на этот раз без телеги, вола и погонщика. Долго топтался на улице, перед воротами, о чем-то заговорил с бродячим торговцем, укутанным в тряпье с головой – один нос наружу торчал; потом купил у того с лотка жареный хворост на меду и с наслаждением умял за обе щеки.
Наконец решился, шагнул в ворота.
Старый Дзэами сам встретил гостя. Рассыпался в благодарностях, но богатырь замахал ручищами и, едва дождавшись паузы в речи Будды Лицедеев, объявил: никаких слов признательности он и слушать не хочет. Маленький Цуто с его людьми провинились, допустив беззаконие по отношению к гениям, вдохновленным свыше, а посему, хоть императорскую сокровищницу перед пострадавшими в грязь вывали, все мало будет.
Вот.
– Я это… – Богатырь перевел дух и смущенно уставился в землю, словно норовя пробуравить ее взглядом и добраться до Ада Одиночества, самого страшного из геенн. – Это я… «День лунных яств» нынче…
Дзэами и без сих речей прекрасно знал: сегодня пятнадцатый день Нового года, то бишь «День лунных яств». Приглашенная стряпуха уже обеспечила старика с сыном ритуальной похлебкой-мотигаю – варевом из мелких бобов, куда добавлялись круглые колобки, символизирующие луну.
И дрова для костра запасены – будет на чем воды согреть, омыть тело от грязи, от прошлых грехов.
Одно неясно: зачем явился отпрыск Маленького Цуто?
С праздничком поздравить?!
– Вы, Дзэами-сан, не гневайтесь на косноязычного… Я по-простому, сплеча: отпустите со мной вашего сына вечерок скоротать! Сходим мы с ним в баню, очистимся, как положено, в харчевне подзакусим, выпьем по чарочке… Стану я старым, вроде вас, будет что вспомнить: с самим молодым господином Мотоеси «День лунных яств» проводил! Да и батюшка мой благословил на доброе дело: ты, говорит, олух-орясина, небось вчера-то наплел с три короба, обидел господ актеров – пойди, пади в ножки по новой! Господа актеры – люди утонченные, были б тебе вчера по-честному рады, сложили б ответный стих или песню б спели; а раз так, кивнули только – умел позорить семью, умей отдуваться!
Мотоеси, стоя за спиной отца, еле удерживался, чтоб не расхохотаться. Не таким, нет, не таким он представлял себе Маленького Цуто, не таким и сынка его представлял.
68 
