Особенно,... 
4 
И вдруг вопрос встал лезвием у горла: откладываем все в сторону и пишем «Город…»! Немедленно, без экивоков и творческих депрессий; сегодня и сейчас!
Час мужества пробил на наших часах; шаги Командора гулко отдались на нашей лестнице; текст проснулся от спячки и взял нас за шкирку.
Новое название родилось спонтанно: «Нам здесь жить». Сам собой вплелся в ткань повествования давно придуманный образ «Легатов Печатей», все разрозненные куски встали на свои места, вынырнул из атлантических далей уже почти забытой к тому времени повестушки зубастый Ндаку-ванга — и мы, все трое, вцепились в работу, как оголодалые псы в овечью требуху.
Сами собой ушли в небытие гоплиты и эринии, нимфы и сатиры… удивительное дело: зато двухколесные кентавры остались! И только возмущались время от времени, когда какой-нибудь герой-славянофил обзывал их «китоврасами»: «…Сам ты китоврас, и все вы там китоврасы!..»
Белые буквы барашками бежали по голубому экрану, выстраиваясь в строки, абзацы, главы, врывались в городскую квартиру архары-спецназовцы, резал океанские дали треугольный плавник, дымились приношения на жертвенных конфорках-"алтарках" газовых плит, об урожае огурцов молились равноапостольному царю Константину, а о покровительстве льноводам — равноапостольной царице Елене; упорно раскручивала запутанную нить невероятных, невозможных даже в этой сдвинутой реальности событий старший следователь городской прокуратуры Эра Игнатьевна Гизело — а мы работали запоем.
Что называется, пили горькую.
Круги Ада заворачивались спиралью, но когда мы наконец увидели, как обретает плоть голый до поры до времени скелет книги, как разноцветные черепки начинают складываться в единственно правильный, законченный узор… Мы уже жили этим текстом, при встречах то и дело пересыпая речь любимыми словечками своих героев, шутили так, как могли бы шутить они; и когда во время работы пару раз отключали электричество, первой мыслью было: «Где тут у меня булка и постное масло? Сейчас воскамлаю — и все заработает!»
Наверное, только сейчас, когда роман завершен, мы можем наконец вынырнуть из пучины текста и взглянуть на него чуть со Стороны. О чем эта книга? Нет, мы не будем отвечать на этот вопрос. Не умеем, даже никогда и не пытались.
И все же…
Конец второго тысячелетия — а тут, как грибы после дождя, расплодились секты и конфессии, религиозные и эзотерические общества. По улицам нестройными толпами бродят старейшины мормонов, свидетели Иеговы, шейхи и пасторы, батюшки и матушки, вайшнавы, гуру и дзэн-патриархи, бабаисты-новоделы и хасидские ребе! — причем любой святее Папы Римского, Вселенского Патриарха, Любавичского ребе, а также Кришны, Будды и Магомета! Повальный интерес к эзотерике, ясновидению, парапсихологии, черной и белой магии, спиритизму, астрологии; соберись втроем выпить водки — один колдун, второй хиромант, третий по материнской линии народный целитель, а по отцовской — записной ведьмак!
И, наконец, то, что куда ближе нам, как писателям-фантастам: откуда эта волна интереса к Fantasy с мистикой-хоррором, при однозначном падении спроса на «старую добрую» научную фантастику? Можно сколько угодно стенать по этому поводу, но факты — вещь упрямая…
Возможно, мы просто уже живем с вами в совершенно новом мире, в совершенно новой реальности, где прежние правды лгут, былые ответы издеваются, а вчерашние сказки приходят и располагаются, как у себя дома.
Будем спорить?
Не будем?
Промолчим?..
Генри Лайон ОЛДИ
Пролог
Выстрелы только что отгремели. Негромкие, больше похожие на хлопки, они никого не напугали — в пустом, зияющем выбитыми окнами городе почти не осталось людей. Живых.
Живые уходили на юг — пешком, цепляясь за поручни автобусов, держась за борта буксующих в ранней мартовской распутице грузовиков. Люди еще не знали, не успели понять, что сила, убивавшая Город вакуумными бомбами, сжигавшая его термитными снарядами, сгинула сама, превратясь в черную спекшуюся гарь и оплавленный металлолом.
Город — дома, кварталы, улицы — уцелел. Земля выстояла. Не выдержало небо, но живых, способных увидеть это, отучили смотреть вверх с праздным любопытством, а мертвым небо было уже ни к чему.
Здесь, на огромном, заваленном обезображенными обломками пустыре, погибли еще не все. Бензин, вылившийся из разорванного в клочья вертолетного бака, догорал, оставляя после себя липкую жирную грязь. В этой грязи тонули ошметки изувеченных человеческих тел и бесполезного, изуродованного оружия. Холод весеннего воздуха вместо привычного запаха огурцов, каким славится март, был отравлен вонью бензина и приторным духом сгоревшей плоти.
4 
