И вот сейчас, спустя годы, Тамара Польских жалела меня, глупого Снегиря.
Вокруг медленно проявлялся прежний бар, громокипящий кубок с пивом, растворяя в себе королеву, выглядевшую старше своих лет, жалость, печальную и тихую, словно прощание, словно прощение, и память, хлопьями оседающую на дно стакана.
* * *
– Снегирь, на взлет!
– Ты чего, Петров? Умаялся, бегая?!
– На взлет, кому сказано! С Гобоем оговорено, будем наверху беседовать…
– Неклюев, ты с нами?
– Извини, Лидочка. Вы из «Аксель-Принт», я из «МБЦ». Неэтично получится…
– Ладно, сиди здесь. Сами разберемся.
И помчались мы, люстрой палимы….
Номер у Гобоя, куда меня было велено доставить с поличным, оказался самый обычный. В смысле, номер на двери: 316. Никаких тебе сакраментальных «13» или «666». Вошли без стука: запирать дверь Антип Венецианович явно считал излишним. Машинально оглядываюсь: люкс, брат-близнец моего. Хотя… Большой круглый стол в первой комнате, вокруг – чертова дюжина кресел. Зачем столько? Пресс-конференции в номере проводить? Презентации? Так для этого в пансионате специальные помещения имеются. Кстати, сама комната кажется то больше, то меньше – смотря где станешь. От стола – так вообще хоромы! А от дверей – с гулькин хрен. Интересно, как сюда эдакий столище впихнули? Через дверь он точно не пройдет. В окно?
Третий этаж…
Колобок выкатывается навстречу из второй комнаты. С подносом в руках. На подносе – бутылки, бутыли, бутылочки… Рюмки. Бокалы. Вазочка с конфетами. Тарелка с бутербродами. Изобилие опасно балансирует, но Антип ловок: кружит, не роняет.
– Добро пожаловать, хорошие мои! Угощайтесь, чем бог послал…
Не знаю, бог ли, но кто-то испытывал к господину Гобою немалое расположение. Во всяком случае, сей незнакомец однозначно ведал распределением материальных благ, посылая заму по особым вдосталь выпивки и закуски. Чудны дела твои, господи! – конвоиры гада Снегиря не заторопились угоститься халявой. Торчали столбами, воздвигшись главою непокорной и придерживая меня за локти: Петров справа, Эльф слева. А Березка выступила вперед, на манер прокурора, и взяла вопросительную паузу. Мол, не пора ли приступить к обличению?!
Сейчас руки выкручивать начнут, пятки железом жечь, на дыбу вздергивать. Заставят протокол (то есть договор) подписать! А я буду мычать, как партизан, и отказываться! Я такой… Разве что коньяком до бессознательного состояния запытают – тогда, скорбный рассудком и в нетрезвой памяти, могу подписать… Нет, господин Гобой, вы не склоните меня к измене!
М-да… Стол в комнату – это ладно. А вот бред в голову вовсе несуразный лезет. И ведь помещается!
– Значит, доставили… экспонат, – сообщает Петров.
Эльф спешит поддержать соавтора:
– Теперь сам разбирайся со своим птерозавром!
– Ты уж разберись, Аристарх, сделай милость. – Березка превращается в Железную Деву, излучая холод и презрение. – А то он смотрит на нас, как баран на новые ворота, и выкобенивается! Нам лишний шум ни к чему…
– Я ему: подписывай! А он в позу: имел я вас, килобайтников…
– Петров, не гони! Влад ничего такого…
– Тише, тише, господа… и дама. Не стыдно? Набросились на коллегу… Отпустите милейшего Владимира Сергеевича, он никуда не убежит. Прошу к столу. А мы с господином Снегирем пройдем в соседнюю комнату и побеседуем.
В соседней комнате обнаруживается кровать. Раза в полтора больше, чем у меня. Рядом два кресла и журнальный столик в виде скрипичного ключа. На столике – бутыль минералки и два стакана. Им, значит, коньяк, мартини, ликерчики, а мне – минералку? Дискриминация, да?! Удручен, замечаю, что стены спальни увешаны духовыми инструментами. Свирель, валторна, волынка, альпийский рожок, блок-флейта… пионерский горн, тромбон… Остальных названий не знаю. Но гобоя нет, это точно. Плохо представляю, как он, подлец, выглядит, но уверен: увидел бы – узнал бы непременно!
– А где гобой?
– Вам меня недостаточно? – смеется колобок, грозя пухлым пальцем. – Вы посидите минутку, отдохните, успокойтесь. Водички выпейте. Я понимаю, эти рыцари своими намеками кого угодно до инфаркта доведут. Плюньте, Влад! Наслаждайтесь жизнью, пока живы! Все хорошо, все просто замечательно… А я пока один звоночек сделаю. Хорошо?
Послушно киваю. Мурлыканье Гобоя действует гипнотически: жизнь прекрасна, жизнь удивительна, сядем в креслице, тяпнем минералочки… Тем временем Антип Венецианович делает жест на манер «кушать подано!» – и экзотический мобильник выпрыгивает ему на ладонь. Аккорд набираемого номера звучит жестяным диссонансом.