– Э-э… прошу прощения, господа. Моя проклятая неуклюжесть… У вас слишком высокие порожки, господа. Скажите, это ли гостиница «Приют… м-м… героев»? Кажется, героев, если я ничего не путаю. Понимаете, я забыл взглянуть на вывеску…
Ясное дело. По приезду услышал об экстравагантной гостинице и решил ближе ознакомиться с достопримечательностью. Вернется, станет хвастаться соседям.
– Вы совершенно правы, сударь! – раскланялся Трепчик, излучая радушие.
– Благодарю, голубчик! Вы хозяин?
– О да!
– Могу ли я снять у вас номер?
– Разумеется! Правда, на белой половине у нас ремонт… Спешу заверить, сударь: апартаменты черной половины отличаются исключительно цветом! Удобства везде самые замечательные… Вот, господин барон может подтвердить, он здесь досмотр проводил… в смысле, осмотр…
Старичок отмахнулся, сбив чернильницу с конторки.
– С моим зрением мне абсолютно все равно: черные, белые… О-о, мой парик!.. моя шляпа… у вас слишком едкие чернила, голубчик!.. Ну ничего, позже вычищу…
Вернув письменный прибор обратно на конторку и по дороге забрызгав край баронского плаща – «О-о… ради Вечного Странника, простите!.. у вас слишком длинный плащ, мой великодушный сударь…» – гость принялся записываться в книге. Рядом суетился хозяин, готовый простить случайному клиенту, первой ласточке Трепчиковой весны, сотню опрокинутых чернильниц.
Конрад проникся к старичку легкой завистью: ему самому отельер радовался не так искренне. По квизиторской привычке он заглянул неуклюжему гостю через плечо: «Ага, ничуть не профессор… Эрнест Ривердейл, граф ле Бреттэн… срок проживания – по усмотрению…»
Овал Небес!
– Простите, ваше сиятельство… Вы случайно не родственник квестору Джеймсу Ривердейлу?
– Э-э… великодушно прошу… А почему, собственно, вас это интересует, сударь?
– Разрешите представиться, граф. Барон фон Шмуц, к вашим услугам.
Близорукие глазки старичка моргнули.
– Ага, вот, значит, как… Это все меняет… Вы – отец квестора Германа, полагаю?
– Нет.
– Неужели? Я был уверен…
– Я не отец Германа. Я его дядя.
– Ах, барон! Ну конечно же… А я – дедушка Джеймса.
Он так и сказал – «дедушка».
SPATIUM II
ШПАГУ – КОРОЛЮ, ГОНОР – НИКОМУ
или
ЖИЗНЬ СЕМЕЙСТВА РИВЕРДЕЙЛ
Дворянство Ривердейлы получили давно, еще при Пипине Саженном.
Семейная легенда гласит, что великий император, наголову разбитый ордой Элбыхэ-нойона в первом сражении при Шпреккольде, бежал в Бирнамский лес, опасный для случайных путников, и вдвойне опасный – для особ королевского звания. Но случилось чудо. Деревья Бирнама, с древних времен непримиримые к венценосцам, на этот раз воспылали гневом к горстке телохранителей императора, превратив их в лакомые удобрения, – а он сам, раненый и обессилевший от скитаний, в конце концов обрел пристанище в хижине дровосека. Там его и нашли трое вольных стрелков-мародеров, возжелав отобрать у павшего величия одежду и драгоценности, а самого Пипина живым предать в руки злобного Элбыхэ для триумфальных пыток. Дровосек вначале колебался между священным долгом гостеприимства и долей в имуществе гостя, предложенной ему мародерами, но итог колебаниям отца подвел сын – девятилетний Марчин. Дитя схватило родительский топор, заслонило тоскующего императора, и громко возвестило:
– Отец, не бойся! Нас трое против троих, и значит, судьба еще не решена!
Через шесть лет, все при том же Шпреккольде, трубя победу, Марчин-оруженосец получил от императора дворянство и рыцарские шпоры.
А в придачу – графство Бреттэн, граничащее с судьбоносным Бирнамом.
Злопыхатели и завистники будущей славы Ривердейлов шептались, что есть иной вариант семейной легенды. Без леса, мародеров и топора, зато с борделем в Треццо, императором, дровосеком, сыном дровосека, выдохшимся флаконом афродизиака и тремя ненасытными шлюхами. Впрочем, бессилие Пипина, от боевых ран или от чего иного, и ключевая реплика юного героя оставались неизменными.
Шептались злопыхатели правильно. В том смысле, что за более внятный разговор на подобные темы Ривердейлы отрезАли языки – умело, быстро и безболезненно, на зависть хирургам-медикусам.
Резать, рубить и колоть оставалось главным занятием семьи на протяжении столетий. Сын Марчина, граф Роберт Быстрый, отличился в пресловутых Окружных Походах, наводя ужас на мамлюков султана Арье-Лейба бен-Цимах. Следом за честь рода вступились близнецы Сайрус и Сайлас, первенцы Роберта. Часовня Разбитых Надежд, возле которой братья плечом к плечу в течение двадцати лет, согласно данному обету, провозглашали первенство дам их сердец – сестер-двойняшек из Деррисдайра – навеки осталась в памяти уцелевших рыцарей королевства, сильно проредив ряды последних. К сожалению, сестры не дождались паладинов, благополучно выскочив замуж за тех, чьих имен история не сохранила.