Особенно,... 
149 
– Вы совершенно правы, барон, – кивнул Эрнест Ривердейл. Шляпа свалилась с головы неуклюжего графа, в пыль, под копыта, но старик не обратил на это внимания. – Радость встречи затуманила мне рассудок. Не кажется ли вам, что молодежь поступает… э-э-э… не слишком благородно? Я имею в виду: преследуя целым отрядом единственного человека, скромного медикуса, к тому же страдающего телесными недостатками? Кодекс чести…
– Граф, вы ангел! Этот телесный и нравственный недостаток украл коня у нашего товарища, из-за него ночью, в клиентелле, мы подвергались риску, а вас тревожит его судьба?
– Мы собираемся что-нибудь делать?
– Что именно, мистрис Форзац? Скакать им наперерез? Боюсь, родственники нас неправильно поймут.
– Мой сын все поймет правильно.
– Ваш сын? Каждый квестор способен узнать одного из нас – своего родича. В азарте преследования, на полном скаку… Короче, допускаю, хотя и сомневаюсь. Зато я не сомневаюсь в другом: разгорячен погоней, каждый из квесторов увидит по меньшей мере пятерку незнакомцев, конных и оружных, в сопровождении бойцовой собаки – и вся эта армия несется на них с холма. Я не уверен, что мой племянник сперва не ввяжется в бой, скажем, с его светлостью, а лишь потом, когда будет поздно, узнает мой голос или внешность…
Барон искренне наслаждался спокойствием духа и светской беседой. Торопиться было решительно некуда. «Дело о сгинувших квесторах» закрыто, молодые идеалисты живы-здоровы, неведомые злодеи превратились в дым, в идиотский розыгрыш юнцов. Теперь осталось без помех забрать Генриэтту Куколь из чурихских башен – и пусть Тихий Трибунал выясняет, если понадобится, связи квесторов с некромантами, пусть изучает крепундию сударя пульпидора, а он, Конрад фон Шмуц, продлит отпуск на две недели и пригласит вигиллу совершить путешествие на воды, в Литтерн, где так свежи розы, а вечерами на бульваре играют струнные квартеты…
Солнце пускало стаи зайчиков по глади Титикурамбы, трехпалый кукиш Чуриха грозил небесам, глупой вороной нахохлилась крепость в экстерриториальном Майорате, шесть квесторов догоняли, один пульпидор удирал, а на вершине мелового холма пребывал в отпуске душой и телом некий дворянин, рассеянно улыбаясь.
– Давать мы на них кричать, а? Пусть видеть-слышать: мы на здесь холм?
– Кричать? Отчего же нет? Я полагаю, если хочется кричать, надо непременно это сделать, даже рискуя выставить себя на посмешище…
Нет, кричать барон не собирался. В ближайшее время он намеревался служить образцом достоинства и действовать с неторопливостью истинного аристократа. Например, медленно-медленно спуститься с холма, с величавой грацией приблизиться к господам рыцарям Утренней Зари и задержать их по обвинению в организации покушения на самих себя. А также в мелком хулиганстве с далеко идущими последствиями. После чего предоставить задержанных для начала семейному суду чести, а впоследствии…
Увы, планам Конрада не суждено было воплотиться в жизнь.
Судьба уже вынула из-за пазухи кукиш размером с Чурих.
* * *
Анри слушала, понимая, что таких совпадений не бывает.
Опыт мантиссы говорил, что совпадений не бывает вообще, а в особенности – случайных. Бывает лишь слепота, когда ты не в силах отследить тонкие связи между событиями и фактами, разбросанными хитрюгой-судьбой, путаясь в них, как зяблик – в силках. Опыт вигиллы, будучи сугубым практиком, переводил разговор в следственную область, предупреждая: гроссмейстер Эфраим мог затронуть скользкую тему с тайной, одному ему ведомой целью.
Старческая болтливость?
Или тонкий намек на осведомленность в «Деле о сгинувших квесторах»?
Гросс оказался чудесным рассказчиком. Следуя его словам, воображение живо дорисовывало картинку: мальчишка-чародей млеет от восторга, находясь рядом с выдающимися людьми современности – мудрец-отец, аристократ-герцог, гений-магистр. Его высочество счастлив вдвойне: он не понимает ничего из заковыристых откровений гения, и купается в блаженном непонимании, словно в ароматной ванне. Так бывает: казна, границы, политика, альянсы-мезальянсы, сварливая жена… И вдруг открытие иной жизни, без казны, границ и политики, жизни чужой, недоступной и загадочной. Прикоснуться к чуду – уже счастье. Маг Бруно Клофелинг доволен: здесь, в цитадели, не надо устраивать ежедневный балаган со столоверченьем и вызовом духов. А Хендрик Високосный, магистр свеженького, еще горячего Ордена Зари, часами излагает умопомрачительные теории, после долгого одиночества радуясь присутствию слушателей, благодарных и отзывчивых.
149 
