Особенно,... 
136 
Из-за гребня холма показалась вереница белых фигур, и по спине барона пробежало стадо мурашек. Истерика Рене, нелепая крепундия, похожая на зуб, а теперь – загадочные странники, которые изрядно смахивали на процессию зловещих мертвецов в саванах!
Учитывая близость Чуриха, откуда эти господа объявились…
Через мгновение Конрад расхохотался и трижды сплюнул через левое плечо – благо серьезный, как смерть, пульпидор ехал по правую руку от него. Именно так полагалось оказывать уважение паломникам-харизматам из знаменитого ББС: Бледного Бессмысленного Сонма. Главным догматом Сонма являлось отрицание всяческого смысла в чем бы то ни было. Харизматы утверждали, что лишь осознав полную бессмыслицу собственного существования и любых своих действий, человек способен обрести приют на обширной груди Бабушки Харизмы.
В ответ на вопрос, зачем стремиться к бабушкиной груди, если смысла все равно ни в чем нет, братья, как правило, без лишних слов закатывали рукава ряс и лезли драться. Посему сотрудникам Бдительного Приказа рекомендовали избегать философских диспутов с этими, большей частью безобидными, чудаками. Главное, не наступать харизматам на любимую теологическую мозоль, а экстравагантность – она интересам державы не противоречит.
Приблизясь, члены сонма, как по команде, выхватили из-под одежд разноцветные бубны и, приплясывая в меловой пыли, ритмично затянули:
– Хари-хари-ризма-а! Хари-хари-ризма! О, бабуся, к тебе стремлюся! Хариз-м-а-а-а!..
Барон по достоинству оценил усердие паломников: в бессмысленности их действий трудно было усомниться.
– Так вы возьмете крепундию? – упрямствовал пульпидор.
– Но почему я?!
– Я знаю, профосы Надзора свято блюдут конспирацию. Но мне вы можете довериться с чистым сердцем.
– Овал Небес! С чего бы это я стал вам доверяться? И кто вам сказал, что я – профос Надзора?!
– Мир не без добрых людей…
Рене потупился, не желая открывать имена добрых людей, но барон уже все понял. Случайно подслушанный разговор за стенкой: «Он в этом… как его… в Надзоре служит…»
Удружил рыжий, нечего сказать!
– Выслушайте меня, сударь Кугут. Вас ввели в заблудение. Кош ошибся, он ужасный путаник, а вы его неправильно поняли, – барон старался говорить внятно и медленно, будто с тупым ребенком. – Будь я профосом Надзора Семерых…
– Хорошо, можете сохранять инкогнито! – горячо прервал барона Рене. – Я не настаиваю. Но, тем не менее, возьмите крепундию себе. Вы не имеете права отказаться! Потому что это – Омфалос! Пуп Земли! Святыня Черно-Белого Майората!
И горбун победно воззрился на обер-квизитора.
* * *
В кабинете, куда гросс привел беглую троицу, возились двое крепеньких, ладно скроенных чародеев-близнецов. Внешним видом они скорее напоминали кабацких вышибал или подмастерьев кожемяки, чем некромантов и знатоков Высокой Науки. Эта парочка снова пробудила в памяти вигиллы рассказ вора Гвоздилы, и она пристальней вгляделась в братьев, запоминая на будущее. На первый взгляд чародеи занимались перестановкой лампад на стенных полках, – бессмысленное занятие в помещении, и так освещенном более чем достаточно – но, когда Эфраим жестом отослал обоих, и Анри начала рассматривать убранство кабинета, она поняла, что никакие это не лампады.
На полках стояло десятка два флаконов – фигурно вытянутых, в форме надгробного обелиска, высотой с указательный палец. Удивительно прозрачные, слегка льдистые, сделанные из странного, млечно-бледного стекла, флаконы были закупорены пробками-светляками. Каждый светляк давал лучик синеватого, неприятно острого света, направленный строго вниз, в центр донышка. В месте, куда падал луч, образуя мерцающий пентакль, сидел, скорчившись, крохотный человечек – много разных человечков, мужчины и женщины, тосковали в ледяных казематах, закрыв руками голову и ткнувшись лицом в коленки.
Синий колышек неумолимо долбил их тельца.
Флакон экранировал потоки эманаций, но при первичном осмотре становилось ясно: это не големчики, подобные кисельному «объекту», и не гомункулы, созданные в реторте с питательной кашицей. Пропорции тел позволяли утверждать, что это не маковые эльфики с ампутированными крыльцами, не цверги, отловленные в недрах гор, не злыдни после насильственного самообогащения, не амулетные сидельцы, не чуры или пенатные лярвы… Анри мысленно выругала себя: можно долго и плодотворно рассуждать, кем не являются пленники, но это ни на шаг не приближает к пониманию, кто они есть на самом деле.
136 
