Они все так же пылко любили друг друга, он по-прежнему был женат и жил с женой и детьми, а она оставалась в балетной школе. За этот год они ни на шаг не продвинулись к разрешению своих проблем. Скорее, напротив – Мери Преображенская окончательно утвердилась в решении удержать Николая при себе. Двум любовникам никак не удавалось отложить достаточно денег, чтобы обеспечить достойное будущее. Все, чего они горячо хотели, – добиться этого будущего во что бы то ни стало. А вот способ его достижения все еще вызывал споры. Анна не могла переломить себя и дать согласие на переезд в Вермонт. Ее страшили столь резкая перемена и незнакомая жизнь в неведомой, чужой стране. А Николай не уступал и продолжал хотя и мягко, но настойчиво уговаривать ее согласиться.
В июне заболела одна из великих княжон, и оба лейб-медика оказались очень заняты. У Николая почти не оставалось времени на визиты. Как бы он ни хотел, ему не удавалось выбраться ни на минуту, и Анна все понимала. А в первых числах июля ее саму постигла страшная трагедия: пришло известие, что старшего брата убили под Зерновичами. Теперь она потеряла двух братьев, и отец писал, что старший сын скончался у него на руках. Они были вместе, когда разорвался немецкий снаряд. Отец каким-то чудом уцелел, а его первенца убило на месте. Анна была вне себя от горя и много дней спустя все еще выглядела опустошенной и вялой. Война давала знать о себе повсюду, даже на сцене. Ее подруги-танцовщицы тоже теряли отцов, братьев и возлюбленных, а у одной из преподавательниц в начале апреля погибли оба сына. Их тесный театральный мирок больше не оставался замкнутым прибежищем, отрезанным от остального мира.
Единственное, что помогало Анне в тот год с надеждой смотреть в будущее, был летний отдых в Ливадии вместе с Николаем и царской семьей. Даже мадам Маркова на этот раз не пыталась чинить ей препятствий. Во время последней болезни Анны ей пришлось примириться с нелегкой правдой об отношениях этой пары.
Мадам не сомневалась, что Преображенский с радостью похитил бы у нее Анну при первой же возможности, однако до сих пор молодая прима не выказывала особого стремления куда-то уехать или бросить ради него балет. И мадам Маркова слегка успокоилась: она поверила, что Анна так и не соберется с духом отказаться от танцев. Что балет наконец-то стал для нее дороже жизни – точно так же, как когда-то стал и для самой мадам Марковой.
В это лето император не отдыхал с семьей в Ливадии: он находился в военной ставке возле Могилева и не считал возможным покинуть армию в такое суровое время. А посему в Крым отправились только женщины, дети, оба врача и Анна. Императрица с дочерьми, не покладая рук трудившиеся в госпитале, позволили себе небольшой отпуск и были очень рады снова побывать в Ливадии. Все в этом тесном кружке давно стали добрыми друзьями, и Анна с Николаем были счастливы, как никогда прежде. Для них обоих это было чудесное время, волшебный островок покоя и счастья, защищенный от опасностей и тревог остального мира. Здесь, в Ливадии, им удалось хотя бы ненадолго забыть о собственном горе и том кровавом вихре, что захватил уже всю страну.
Каждый день они устраивали пикники, отправлялись на долгие прогулки по окрестностям, катались на лодках и плавали, и Анна снова почувствовала себя ребенком, играя с Алексеем в их любимые карточные игры. Для цесаревича этот год выдался нелегким, и он выглядел очень болезненно, однако был вполне доволен жизнью, находясь в окружении родных и близких людей, которых знал и любил.
Николай постоянно заговаривал с Анной о Вермонте, но натыкался на все более неопределенный ответ. Еще бы, ведь в этом сезоне ей были обещаны первые роли почти во всех спектаклях. Мадам Маркова превосходно знала, чем можно привязать свою ученицу к Санкт-Петербургу. И в конце концов Анна с Николаем решили, что не будут обсуждать переезд в Вермонт по крайней мере до Рождества, то есть до того времени, когда кончится первая половина театрального сезона. Николаю ужасно не хотелось идти на уступки, но он слишком любил Анну и не желал ее принуждать.
А вскоре ему пришлось благодарить Небеса за то, что они с Анной все еще оставались в России. В сентябре его старший сын заболел тифом. Болезнь протекала так тяжело, что потребовались все силы и самого Николая, и доктора Боткина, чтобы спасти мальчику жизнь. Анна ужасно переживала и каждый день писала Николаю длинные письма. Она понимала, какую боль должен испытывать сейчас Николай, ведь он всегда был любящим, заботливым отцом и обожал своих сыновей. Анна повторяла про себя, что они чуть не совершили непростительную ошибку. А что, если бы они решились все бросить и уехать, оставив мальчика на произвол судьбы? Его болезнь могла закончиться куда плачевнее, и тогда Николай до конца дней своих проклинал бы и себя, и ее за бессердечие и терзался бы чувством вины. Естественно, это только укрепило ее убежденность в том, что бегство в Америку – отнюдь не выход. Здесь останется слишком много людей, связанных с ними узами любви, и слишком много обязанностей, о которых невозможно ни забыть, ни отказаться.