Особенно,... 
26 
Она сунулась в избу. Если хозяйки не спят – спросим. Не зная языка? Ладно, как-нибудь да спросим… Дверь заскрипела на такой мерзкой ноте, что заныли зубы. В сенях на полу сидел калека: примостив сбоку костыли и плошку-лампадку, он наливал что-то в кринку из костяного кувшинчика. Увидав Регину, кутх дернулся, едва не пролив пойло. Самогон, догадалась девушка. Ворует. А я его застукала.
– Туалет? Сортир? Отхожее место?
Калека, заискивая, скалил гнилые зубы.
– Дырсун! – Регина с трудом вспомнила местное слово.
Калека протянул ей кринку.
– Да ну тебя с твоим самогоном! Мне дырсун нужен. Понимаешь?
«Как разъяснить ему жестами, что ей приспичило?! Не спускать же штаны, как молодуха перед Ником? Еще поймет неправильно!»
Калека замычал. Поднес кринку ко рту, сделал вид, что пьет – и едва ли не насильно всучил «подарок» девушке. Бока кринки были теплыми. Спиртным не пахло. Травяной отвар? Ночью жажда замучит – пригодится… Впрочем, сейчас Регину интересовало место для совершенно обратного процесса.
– М-м-мы-ы?
– Спасибо…
Здесь не принято церемониться? Отлично! С облегчением сорвав мнемоблок – как шапку с взопревшей головы – она с разгону сунулась в рассудок калеки. Задавать вопрос словами – какими?! – бессмысленно. Значит, надо «вытащить» нужную картинку, потянув за хвост ассоциативной цепочки. Ох, и кавардак у него на «чердаке»! Проще создать нужную цепочку, чем найти готовую среди этого хлама. Поделиться с калекой ультиматумом мочевого пузыря – это тебе, леший, приспичило! Ощутил? Давай, шевели костылями: левый, правый…
В нетерпении Регина сделала то, за что на Ларгитасе пошла бы под суд – силой «подтолкнула» калеку, ускоряя процесс. Однако результат вышел самый неожиданный: вместо заветного сортира в мозгу кутха возник никто иной, как капитан-командор ван Фрассен. Отец – грязный, небритый, в кожушке на голое тело – шкандыбал на костылях, неся на шее связку кринок. Куда направлялся увечный капитан, оставалось загадкой. Ничего похожего на нужник в поле зрения не наблюдалось. Ну конечно! Калека видел: пришелец ранен в ногу. Отсюда лобовая ассоциация – костыли, хромота…
А это еще что такое?!
Образ изменился. Вместо папы по двору, в том же непотребном виде, ковылял… Николас Зоммерфельд! Мать родная не узнала бы в колченогом, исхудавшем, давно не мывшемся инвалиде юного дипломата, надежду семьи. В ноздри ударил резкий, аммиачный запах мочи. Вне сомнений, мочился человек страдающий, как минимум, острым циститом. Ассоциация? Реальность?! Регина опустила глаза: из штанины калеки текла желтая струйка. Вот она с еле слышным журчанием подползла к сапогу Регины, коснулась носка… Не в силах больше терпеть, девушка бросилась прочь из избы. Метальный контакт прервался не сразу, ее преследовали чужие образы, наплывая друг на друга – Ник с молодухой, голые, катаются в обнимку; одна из бабищ оседлала папу, другая ждет своей очереди; бабы волокут в лес мертвеца – синее лицо, в бороденке калеки застряла хвоя…
«Да он сумасшедший!»
Едва успев стянуть штаны, Регина присела под частоколом. Перспектива застудить придатки ее не пугала – вернее, отчего-то пугала меньше, чем шанс облегчиться, как есть, в одежде, на манер психа-калеки. «Может, у них вообще нет туалета? – думала она, постанывая от наслаждения. – Ходят где попало…» В кармане шубки нашелся пакет с гигиеническими салфетками. На пару дней хватит.
А что потом?
Как она, торопясь по нужде, не выронила кринку – осталось загадкой. Одевшись, Регина прижала к груди подарок безумца и, чувствуя, как холод вгрызается в кости, побрела обратно в хлев. Вспомнились собаки, встретившие гостей басовитым лаем. Нет, они не «цепные» – зачем кутхам вялые «куклы», вроде саркастодона, радующего туристов у голографа? Они настоящие, злые, кусачие. Вывернет псина из-за угла, вцепится, повалит…
К счастью, четвероногие сторожа не давали о себе знать.
– Всё в порядке?
Они не спали: и отец, и Ник.
– Да.
– Что это у тебя?
– Питье. Инвалид передал. По-моему, он псих.
– Почему ты так решила?
– Я ему: где у вас по нужде ходят? А он мычит, как немой, и кринку мне сует. Я к нему в голову залезла, думала, выясню про уборную. А у него в мозгах такой бред…
– Ну-ка, ну-ка, – капитан попытался сесть. – Рассказывай!
– Да что там рассказывать, пап? Бред и есть. Параноидальный психоз.
– И всё-таки?
Выслушав дочь, ван Фрассен долго молчал. Лицо его оставалось спокойным, лишь желваки играли на скулах. Ник потянулся к кринке, и парня остановил резкий приказ капитана:
26 
