Главное, что он определил: вот «это» – недостаток.
Второе: он, обуреваемый чувствами, решил об этом написать.
Тут тоже есть важное и неважное.
Неважно, что этот недостаток просто ему не нравился. Согласитесь, мы ежедневно с вами сталкиваемся с миллионом недостатков. Сотни газет предлагают нам об этом написать.
Но вот вопрос – а мы пишем? Нет.
А он написал.
То есть он решил предать некий, как он считал, негативный факт общественной огласке. Он внутренне решил, что этот факт общественно значим. И, действительно, почему мы с вами должны есть холодное мясо под хамские выкрики?
Далее, он не побоялся снова приходить в этот же ресторан, не побоялся писать заметки и оказался правдивым человеком.
Но и это не все.
Он не использовал свои возможности в личных целях. То есть не делил рестораны на хорошие и плохие, не брал взятку в виде денег, выпивки или поцелуев победительницы конкурса красоты.
Когда тема себя исчерпала, он честно об этом признался, а когда ему предложили поменять жанр, он согласился, хотя ему пришлось многому научиться заново.
Не подумайте, что я хвалю своего приятеля. Я просто констатирую значимые вещи.
Смею заявить, что мой приятель – настоящий журналист, хотя никогда этому не учился, да и если бы я тогда ему это сказал – он бы крайне удивился.
Итак, подведем некий итог.
Вы должны уметь, сообразно внутренним критериям, отличать плохое от хорошего, вы должны чувствовать недостатки жизни.
Вы должны не побояться публично заявить об этих недостатках.
Вы должны написать или сказать об этих недостатках так, чтобы на это обратило внимание как можно больше людей.
Вы должны понимать, что далеко не все считают недостатком то, что считаете вы. Более того, вы должны быть готовы, что вам придется в темном переулке встретиться с авторами этих недостатков.
Вы должны понимать, что один раз написать о недостатках – это просто нагреть воздух. Радио, телевидение, Интернет, блоги – это все размывает вашу проблему, она теряется в потоке информации. Поэтому вы должны быть готовы снова и снова говорить о той же проблеме, чтобы какой-то человек сказал однажды жене: «Слушай, этот парень уже в пятый раз пишет об этом ресторане. Может, не пойдем в него, а выберем другой?»
И это будет ваша маленькая журналистская победа.
Прочитав этот итог, вы можете удивиться: разве я пишу о профессии? Вроде бы пишу просто о некоторых человеческих качествах.
И да и нет.
Если вы пишете неграмотно – вы можете под-учиться.
Если вам нравится чей-то журналистский стиль – вы его можете освоить.
Если вы хотите писать о какой-то удивительной, доселе неизвестной вам профессии, – вы можете ее изучить.
Вы не можете сделать только одно – заставить себя рассказывать об этом другим. Это дар, это особое человеческое свойство. Оно либо есть, либо его нет. И именно этот дар отличает журналиста от всех прочих людей. Это как будто подвид homo sapiens.
Вы видите недостатки и не можете с ними мириться?
Вам хочется, чтобы негодяи сидели в тюрьме?
Вы знаете, как красиво одеваться, и вы хотите, чтобы так же красиво одевались другие?
Вокруг вас сотни действительно талантливых людей, и вы хотите с их талантом познакомить других?
Вы хотите, чтобы то, что знаете вы, узнали миллионы?
Это значит, что свое личное, вы считаете общественно значимым.
Это значит, что вы социальная личность.
Это значит, что вы можете стать журналистом.
Ибо профессия журналиста на девяносто девять процентов состоит из его личных человеческих качеств.
И никак иначе.
КАК СДЕЛАТЬ ПЕРВЫЙ ШАГ И НЕ УПАСТЬ В ОБМОРОК
Как мы с вами уже говорили, что зародыш журналистики – в вашем желании рассказать всем о своем, личном. Или о том, что привлекло ваше внимание. Мы говорили также о том, что это желание непреодолимо. Вас распирает от этого желания.
Но вам страшно.
Мне тоже бывает страшно. У меня есть несколько страхов, которые я старательно пытаюсь изжить.
Например, страх перед тещей. Мне все время кажется, что она скажет, что останется у нас еще на три месяца.
Этот страх меня парализует.
Ваш страх другой природы. Это страх перед неизвестностью.
Однажды теща сказала, что сделает для меня торт. Но оказалось, что к торту нужен крем. И я был привлечен к взбиванию этого крема. Я стоял в красивом фартуке в цветочек и томился неизвестностью – я не понимал, сколько мне его взбивать. Я бешено вращал взбивалку и думал о потерянной жизни. Я подсчитывал, сколько гениальных книг я мог написать, и сколько талантливых передач я мог провести. Но я не писал и не вел. Я взбивал крем. В это время теща говорила по телефону. Она, наверное, поговорила со всеми своими подругами, даже с теми, которые перестали разговаривать с ней много лет назад. К этому времени я взбил уже такую пену, которой хватило бы, чтобы поставить в центр торта саму тещу.