– Еще раз прошу извинить, фрейлейн.
– Не стоит извинений, – учтиво ответила Ариана, наскоро закалывая волосы. Она набросила на плечи синий кашемировый свитер и с нарочитой неторопливостью двинулась к двери.
– Может быть, мы поговорим внизу?
– С удовольствием, – кивнул лейтенант. – Заодно вы сможете захватить плащ.
– Плащ? – с бьющимся сердцем переспросила Ариана.
– Да. Капитан считает, что будет лучше, если мы побеседуем у него в кабинете, а не будем играть в светские чаепития.
Глаза офицера блеснули недобрым блеском, и Ариана внутренне содрогнулась от отвращения. Судя по всему, этот человек был настоящим нацистом – начиная с отворотов мундира и до самых глубин души.
– Что-нибудь случилось?
– Очень может быть. Надеюсь, вы сами нам все объясните.
Неужели они схватили Герхарда и отца? Нет, этого не может быть! Ариана спускалась по лестнице, сохраняя внешнее спокойствие. Внезапно она сообразила, что они ничего достоверно не знают, иначе им не понадобилось бы устраивать ей допрос. А раз они ничего не знают, нужно молчать. Любой ценой молчать.
Глава 14
– Итак, фрейлейн фон Готхард, вы считали, что ваш отец находится на каком-то секретном совещании. Как интересно! С кем же он, по-вашему, встречается?
Капитан Дитрих фон Райнхардт рассматривал допрашиваемую с явным любопытством. Хорошенькая штучка. Гильдебранд не обманул, девчонка действительно лакомый кусочек, как и предупредил лейтенант, прежде чем ввести ее в кабинет. Такая молоденькая, а уже столько выдержки. Полнейшее хладнокровие и спокойствие, настоящая дама – от золотистых локонов до кончиков туфель из крокодиловой кожи.
– Так с кем же, по-вашему, встречается ваш отец?
Допрос продолжался уже почти два часа.
Ариану усадили в длинный черный «мерседес» и доставили на Кенигсплац, где возвышалась громада рейхстага. Оказавшись в мрачном кабинете старшего офицера, Ариана, как и многие до нее, ощутила озноб ужаса. Но внешне она не выказывала ни страха, ни гнева, ни усталости. Просто отвечала на вопросы вежливо, спокойно, как и подобает барышне из аристократической семьи.
– Я не знаю, господин капитан, с кем встречается отец. Он не посвящает меня в свои профессиональные тайны.
– Значит, по вашему мнению, у него есть тайны?
– Конечно. Но лишь те, которые связаны со служением рейху.
– Прекрасно сказано. – Капитан откинулся на спинку стула и закурил. – Не хотите ли чаю?
Ариана с трудом сдержалась – чуть было не напомнила ему, что игра в чаепития на повестке дня вроде бы не стоит. Однако вместо резких слов девушка лишь вежливо покачала головой:
– Нет, спасибо, капитан.
– Может быть, шерри?
Все это была пустая трата времени. Ариана все равно не смогла бы «чувствовать себя как дома» в этом кабинете, где с портрета на стене на нее пялился Гитлер.
– Нет, капитан, благодарю.
– Расскажите-ка мне про тайные встречи, в которых участвовал ваш отец.
– Я не говорила, что он участвовал в каких-то тайных встречах. Мне известно лишь, что папа иногда возвращался домой довольно поздно.
Ариана очень устала, и хладнокровие стоило ей все больших и больших усилий.
– Может быть, речь идет о даме?
– Сожалею, капитан, но мне ничего об этом неизвестно.
– Разумеется. Как неделикатно с моей стороны! – В его глазах зажглись злые, насмешливые огоньки. – А ваш брат, фрейлейн? Он тоже участвует в каких-нибудь «тайных встречах»?
– Что вы, ему всего шестнадцать.
– Насколько мне известно, в деятельности молодежных организаций он тоже не принимает участия. Значит ли это, фрейлейн, что ваше семейство относится к рейху с меньшей симпатией, чем можно было бы предположить?
– Вовсе нет. Просто у брата нелады с учебой, к тому же он болен астмой. И потом, знаете ли, после смерти нашей матери… – Она не договорила, надеясь, что капитан не станет развивать эту тему.
Но фон Райнхардт не смутился:
– Когда же умерла ваша матушка?
– Десять лет назад.
«Из-за таких типов, как вы», – мысленно добавила она.
– Понятно. Очень трогательно, что ваш брат до сих пор ее помнит. Должно быть, весьма чувствительный молодой человек.
Ариана кивнула, не зная, что на это ответить, и отвела глаза.
– Боюсь, он слишком чувствителен для службы в армии. Может быть, ваш отец решил увезти его из страны в этот тяжкий час лишений и испытаний?
– Это совершенно невозможно. Неужели вы думаете, что они оставили бы меня здесь одну?