Да и не Чикаго здесь, чтоб каждый день можно было нанимать новых киллеров. Тем более почти подростку, хоть и злющему.
Нет, Федор теперь был почти уверен, что исполнитель будет внутренний, можно сказать, свой.
Вопрос – кто. Валя Лось? Слишком глуп. Только что слюни не текут, как у брата. Грохнуть кого-то неподготовленного по дури или палаточника попугать – это может. Но убивать или калечить почти профессионала – они же видели, что он сделал со стройбатовцами, – не такой Ангел дурак, чтобы посылать на него Лося.
А тогда остается только Хорь. Злости и решимости хватит. Накачан. И с бешеным самомнением. Тем более что он уже Федора один раз мочил. Безнаказанно. Тренировался, можно сказать. Федор даже потрогал затылок: только-только перестало болеть.
Да и много ли Хорю надо: выскочил из-за куста, махнул ножом – и нет Дяди Федора. Во всяком случае, он так считает.
И пусть считает.
Федор даже повеселел. Он был убежден, что точно вычислил исполнителя. И Хорь в такой ситуации – лучший вариант. К примеру, если бы те трое, из секции, не оказались своими, то Дядя Федор сейчас в лучшем случае отдыхал бы в больнице.
Мысль попросить помощи у милиции даже в голову не приходила. Да и что им сказать: его пугает пацан из его же отряда? Или что пионерку с пионером не поделил? Нет, Федор разберется со своими проблемами сам.
«Конечно, Хорь!» – пришли в голову дополнительные аргументы. Эта скотина со вчерашнего вечера веселится: предвкушает, как сразу за все рассчитается. И еще: он знает, что после обеда Федор пойдет в деревню звонить родителям. Все в лагере знают, что через день Федор ходит в деревню звонить родителям.
А дальше – дело техники.
Лагерь стоит на холме, и деревня – на холме. Между холмами – ложбина. Ельник, отдельные старые сосны и кусты. Есть где спрятаться. Скорее всего – на обратном пути, на подъеме. Пропустит вперед, выскочит из засады и ударит в спину.
Федор придумал было металлический лист под спортивную куртку просунуть. Смешно будет: сломает лезвие, растеряется. Вот бы посмотреть на его рожу!
Но тут же сам себя остановил. А если эта сволочь ударит в шею? Нет. Никакого цирка не будет. Все строго функционально.
Он встал и пошел к местам возможных засад. Несмотря на то что с Хорем встретиться не рассчитывал, на всякий случай шел скрытно. Мастеру по спортивному ориентированию в лесу было спокойно.
Нашел целых три подходящих места. Запомнил. Несколько раз представил свои действия у каждой засады.
Все, теперь можно в лагерь.
В тихий час вызвал Ваську.
– Читай, – протянул ему бумагу.
– «Васька, позорник, когда ты наконец постираешь флаг? Снизу видно, что грязный. Приду, чтоб все было постирано. Лично проверю. Федор», – медленно, чуть не по складам читал адъютант. – Федь, зачем письма? Чего, так не мог сказать? И потом, как его спускать до отбоя? Толмачев башку не оторвет?
– Толмачев уехал на два дня, – терпеливо объяснил Седых. – Слушай меня внимательно, это очень важно. Для меня важно.
Васька весь подобрался.
– После моего ухода не спускай глаз с Хоря. Но так, чтоб он тебя не засек. Если Хорь пойдет за территорию, беги во весь дух, спускай флаг. И стирай его, как велено. Если кто-нибудь будет мешать, покажешь письмо.
– А если Хорь не уйдет?
– Я вернусь, заберу письмо. Флаг не трогай.
– Все понял, – четко сказал Васька. – Еще указания будут?
– Да, – решил подстраховаться Федор. – Если вдруг на территории или около появятся подозрительные чужие, тоже спусти флаг.
– Сделаю, – обещал Васька. И безо всякого энтузиазма добавил: – Может, тебе лучше на время смыться?
– Я сам знаю, что лучше, – отрезал Федор.
На почте, откуда Федор всегда звонил, ему вручили письмо. Седых вскрыл конверт. Оказалось, из стройотряда, от ребят. Новости были плохие: Володя-каменщик сломал ногу, объект зависал, а по договоренности оплата была только после сдачи коровника «под ключ». Ребята просили его приехать, если это возможно.
«Как не повезло», – подумал Федор. Он знал, что это такое: ишачить два месяца от восхода до заката и остаться с носом. Ему-то еще ничего, но в группе были и те, кто потом всю зиму жил на заработанные летом деньги.
На секунды беда друзей заслонила собственные проблемы. Но, видно, Сибирь этим летом обойдется без него. У него тут не заработок подвис, а любовь. А может, и жизнь. Не зря говорят, что это одно и то же.
Он только вышел с конвертом, как увидел, что флага на лагерном флагштоке уже нет. Когда заходил на почту – еще висел.