– Какой метастаз? – выдернула страшное слово Грекова, напрочь пропустив про незаинтересованные лимфоузлы.
– Солитарный. Одиночный то есть, – объяснил доктор. – И вообще нужно смотреть, что за клетки. Если не слишком злые, то можно держаться довольно долго. – Он так и сказал про клетки: «Если не слишком злые». Как про людей.
– А вылечиться можно?
– Не знаю. Но случаи с длительным выживанием были.
– Какие? – Грековой очень хотелось услышать хоть что-то успокоительное. И она услышала хорошую историю. Как раз про девушку Наташу со злой саркомой и метастазами, которая давно должна была умереть, а вместо этого успешно вышла замуж и родила чудесного сына. Кстати, и рожать ей было нельзя по всем показаниям.
– Это такая болезнь, ход которой не всегда предскажешь, – внушал ей доктор. – Слишком много вариантов.
– А можете назвать лучший и худший? – спросила, замерев сердцем, Женька. – Мне же очень важно знать! Не бойтесь, я в петлю не полезу, особенно если и так осталось мало.
Евгений Александрович задумался.
– Если все плохо, то четыре-пять месяцев. Если терпимо – годы. И если очень повезет, совсем вылечим, как раз сейчас новые препараты опробуем. Точнее будем знать только после полного обследования и лапароскопии.
– Что за лапароскопия? – Женька почему-то опять встревожилась – не из-за возможных «четырех-пяти месяцев», а из-за непонятного, угловатого слова.
– Прокол живота и забор клеток. Такая маленькая полуоперация, – ободряюще улыбнулся он. – Больно не будет, это под наркозом. Лежать потом тоже не надо.
– Но хоть пятьдесят на пятьдесят получается?
– Можно сказать и так, – после некоторого раздумья произнес доктор. Может быть, врал, но Женьке очень хотелось верить.
Доктор Грекову не гнал, но было видно, что он начинает торопиться. Она знала, что день операционный и ей надо уходить.
– Вы остаетесь? – прервал молчание Воробьев. – Отвести вас в приемное отделение?
– А можно завтра? – спросила Женька. – А то дела еще есть.
– Важные?
– Очень.
– Тогда можно. Один день роли не сыграет.
– Спасибо. Завтра утром я буду у вас.
– Приходите, Евгения. – Доктор даже галантно поклонился на прощание, как будто не в раковую больницу приглашал, а на светский раут. – И привет Семке! – Это уже когда она в коридор выходила.
Потом – все в обратном порядке. Снять бахилы. Надеть пальто. И даже когда шла от нового корпуса к старому, опять встретила тех двух мужиков, в пижамах под пальто. Только теперь рассказывал второй, а первый, сиплоголосый, слушал.
Когда шла по аллее к проходной, зазвонил телефон.
Звонил Греков. А она о нем и не вспомнила. Вот ведь неблагодарная…
– Ясность есть? – спросил бывший супруг.
– Ясность есть, – ответила Женька. – Пусть и не полная, но, безусловно, ясность.
– Ну так говори! – чуть не заорал Греков.
«Бедняга, его ведь тоже приперла эта болезнь», – вдруг заново осенило Женьку. Все планы его порушила. Конечно, не так трагично, как ее планы. Но ведь и болезнь не его!
– Пятьдесят на пятьдесят, – даже как-то весело повторила она свой диагноз. И добавила: – Как в казино. Приеду – расскажу подробно.
А больше сказать было нечего, поэтому дала отбой.
Солнце по-прежнему светило ярко. По парку гуляли больные с гостями, и хотя их положение вряд ли было сильно веселым, многие улыбались.
А может, и в самом деле все не так плохо? Женька ни разу в жизни не была в казино, но точно знала, что там не все проигрывают, – иначе кто бы в них ходил? Может, повезет и ей? Тем более ей это так нужно…
9
Авдеева роскошную Егорову квартиру никогда не любила. Ее роскошь лишь напоминала Ленке о том, что классовые различия не только Марксом выдуманы. Да и не смотрелась в ней Авдеева в отличие от Валентины органично. Даже в джакузи ни разу не залезла: смущали бесконечные кнопочки на табло и светящиеся надписи на английском. К тому же эта чертова бадья время от времени что-то лепетала по-английски, в первый раз напугав принимавшую душ Авдееву до полусмерти.
Греков потом ржал, как сумасшедший, когда она в чем мать родила с визгом покинула ванную. А ей было не до смеха.
«Хоть бы разорилась его хренова фирма, что ли», – беззлобно подумала Ленка. Вот тут-то и пригодились бы Егору ее триста баксов в месяц.
Но ведь не разорится…
Она вздохнула и продолжила свое дело, смахивая влажной тряпкой пыль с дорогой грековской мебели: купить купил, а ухаживать не очень-то торопился. Тетку бы нанял, чем в грязи потихоньку утопать.