243 
Один.
Большое облегченье груди, голове: не притворяться, не скрывать, никто не просит ничего рассказать. Всё – молча, всё – в себе.
Тем временем уже наехавшая из Петербурга и Москвы полиция подходила на улицах даже к людям солидной внешности и просила предъявлять документы. Производилась временная высылка из Киева неблагонадёжных лиц. По всем путям ожидаемого высочайшего проезда осматривались квартиры, чердаки, погреба, делались кое-где обыски.
Ну, готовьтесь, готовьтесь, свора!
Что не покидает Богрова все эти дни – самообладание. У него счастливое свойство: чем ближе опасность, тем полней самообладание. Он пишет обстоятельные деловые письма отцу (он вполне сумел бы хорошо вести коммерческие дела!): как дать взятку инженеру, чтобы кто-то получил выгодный заказ от городского самоуправления, и какие предосторожности принять, чтобы взятка, не осуществясь, не уплыла бы из рук, чтоб обе стороны имели гарантию. “Я надеюсь, папа, ты поверишь моей опытности”.
Тянут ли его сомненья, мученья, отчаяние – это не выходит наружу.
Так наступают – когда-то наступают – в каждой человеческой жизни главные дни.
64
Украсились киевские улицы и дома – флагами, царскими вензелями, портретами. Многие балконы драпировались коврами, тканями, уставлялись цветами, некоторые дома были иллюминованы. Обыватели телячье ждали зрелищ. К сведенью их (и Богрова) подробно была объявлена вся программа торжеств – с 29 августа по 6 сентября.
В одиночестве, в ожидании, в томлении Богров много сидел дома, лежал, ходил по комнатам, фантазируя, вырабатывая… А ещё – методически просматривал и уничтожал, что не должно было оставаться.
Всё это выглядело как колоссальный цирк, где зрителями был созван весь Киев, да по сути – вся Россия, да даже и весь мир. Сотни тысяч зрителей глазели из амфитеатра, а наверху на показной площадке, под самым куполом, в зените, выступали – коронованный дурак и Столыпин. А маленькому Богрову, чтобы нанести смертельный укол одному из них, надо было приблизиться к ним вплотную – значит вознестись, но не умея летать, взлезть, но не имея лестницы и в противодействии всей многотысячной охраны.
Образ цирка вызывает образ центрального шеста, поддерживающего вершину шатра. Вот по такому шесту – совершенно гладкому, без зазубрины, без сучка, надо будет всползти, никем не поддержанному, но всеми сбрасываемому, всползти, ни за что не держась. Задача – исключительно невозможная. Но посмотреть: нельзя ли изменить хоть одно исходное условие? Добавить себе крыльев? – не дано природой. Искать помощи у разных ЦК? – уже отвергнуто. Уменьшить высоту шеста? – она задана. Добавить ему шероховатостей? – сперва поискать на своём теле. А затем и на шесте: нейтрализовать сопротивление охраны? Это надо попытаться. К чему-то же, зачем-то же были эти несколько лет игры-сотрудничества?
Если охрана окажется умна – тогда пустой номер. Но опыт подсказывал, что – не окажется.
Лежал, ходил, откидывался в качалке, упражнялся с гантелями. Фантазировал, вырабатывал.
Было душно, окна нараспашку. К обеду мороженое, к напиткам лёд. Как во сне, сидел с тётей за обедом, за ужином у просторного стола. Не ездил в клубы, не играл в карты. Его задача требовала сосредоточения всего ума, всего тела.
Программа царских торжеств лежала перед ним. И ясно, что самый удобный центр её – 31 августа, Купеческий сад, на берегу Днепра.
Но если – там, то – Днепр рядом! Как не попробовать ещё и ускользнуть? Найти моторную лодку, добежать, спрыгнуть?…
И он ходил бродить по набережным, на пристань, по берегу.
Но легче было изобрести невообразимое – как дотянуться до председателя совета министров, чем найти способ и язык объясниться с чужими, грубыми, непонятными днепровскими лодочниками, внушить к себе доверие в такие подозрительные дни и самому доверить уголок своей конспирации. Он мог заплатить за моторку – сколько угодно. А правдоподобно уговориться – не умел. Это были люди с другой планеты.
Наконец, 26 августа он зашёл к доверенным знакомым, оставил письма: одно – родителям, два – в газеты.
И позвонил, от себя из дому, в Охранное отделение: дома ли хозяин ?
Не повезло: Кулябку не застал. Но – знал он там всех – и заведующему наружным наблюдением Самсону Демидюку предложил встретиться, срочно.
Они сошлись в Георгиевском переулке, в парадном. И Богров объявил Демидюку: во время торжеств готовится террористический акт против самых высоких особ !!!
243 
