Белинда казалась чужим, холодным, отдалившимся человеком.
— У тебя что-то на уме? Что-то, способное сделать тебя самой знаменитой, самой восхитительной в мире? Нечто более блистательное, чем положение кинозвезды? Чем же ты намерена заняться? Преподавать в первом классе?
— Нет.
— А как насчет того, чтобы стать санитаркой? Ты ведь можешь измерять температуру, мыть судна. Так прекрасно и благородно! Тебе подойдет?
— Нет, я…
— Ну тогда что? Чего ты хочешь?
— Да я не знаю! — Флер села на край кровати, чувствуя себя несчастной и сконфуженной.
Белинда наказала ее молчанием. А когда она наконец заговорила, голос ее звучал обвиняюще.
— Ты испорченная, Флер. Очень. У тебя есть все, что только можно хотеть, ты получила это на серебряном подносе. Никогда в жизни тебе не приходилось трудиться ради чего-то. В твоем возрасте я точно знала, чего хочу. Я готова была на все ради своей цели.
Побольше решительности, Флер.
Флер не переносила, когда Белинда так смотрела на нее. Неодобрительно и почти с презрением.
— Извини, может, ты права.
Но Белинда не собиралась так легко простить дочь.
— Я разочарована в тебе. Впервые за все время, с тех пор как ты родилась, я должна сказать тебе, что разочарована. — Она подошла к двери и взялась за ручку. — Подумай, от чего ты собираешься отказаться, Флер. А когда окажешься готова к разумному разговору, найди меня. — Не добавив ни слова, мать вышла.
Флер пришлось напомнить себе, что она не ребенок, она не в монастыре, где приходилось стоять и смотреть, как уезжает мать.
Но через несколько минут Флер уже бежала по коридору в комнату Белинды. На стук никто не ответил, она с трудом удерживала себя от паники. Наверное, Белинда пошла в вестибюль за газетой, говорила она себе. Просто за газетой. Вот и все. Но в вестибюле не было никого, кроме нескольких членов съемочной группы; никто из них не видел Белинду.
Флер пошла обратно, спрашивая всех подряд, т видели ли они мать. Сердце ныло. Кто-то сказал о баре.
Чувствуя, как нехорошо становится на душе. Флер снова пошла вниз. Несколько секунд глаза привыкали к темноте бара, потом, оглядевшись, она увидела одинокую Белинду за, столиком. Соломинкой мать размешивала напиток. Через два года она снова вернулась к рюмке, из-за нее, из-за своей дочери.
— Зачем ты пришла сюда, Белинда? — Флер протянула руку и закрыла рукой бокал. Похоже, это был скотч. — Слушай, пойдем покатаемся.
— Я хочу допить. Флер. У меня нет настроения, я тебе не компаньон.
Флер скользнула в кресло напротив Белинды.
— Пожалуйста, не пей. — Она взяла мать за руку. — Не позволяй себе напиваться из-за испорченной дочери. Ты мне очень нужна.
— Нет, я не нужна тебе, детка. Это совершенно ясно, я толкаю тебя во что-то, чего ты не хочешь. Против твоей воли.
— Это не правда. Помнишь, ты мне давно говорила? Между нами особая связь. Как будто мы один человек, а не два. — Она заплакала. — Что для тебя счастье, то и для меня. — Флер попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. — Давай поедем, прокатимся. Решим насчет «Парамаунта».
Белинда низко опустила голову.
— Не отвергай меня, детка. Я не выдержу, если ты меня отвергнешь.
— Нет, такого никогда не случится. Идем отсюда.
Они подошли к арендованной машине, когда Белинда вдруг вспомнила, что оставила сумочку в баре. Флер вернулась за ней.
Наклонившись за сумочкой, она заметила, что напиток Белинды все еще на столе и он не тронут. Белинда не отпила ни глотка.
Хотя Белинда официально не входила в группу, она всегда была там, где нужно. Она разучивала с актерами роли, обзванивала членов съемочной группы, массировала шею Джонни Гаю, снимая напряжение. Однажды ее даже видели в городской скобяной лавке, где она покупала какую-то деталь для электродрели. Но в основном она проводила время возле Флер, и взгляд ее часто замирал на Джейке.
К концу первой недели у Джейка появился выходной, потому что Джонни Гай снимал сцену с Линн и Флер. Выспавшись как следует, он с удовольствием постоял в душе, а когда выходил из ванной, услышал стук. Обернув бедра полотенцем, Джейк открыл дверь.
На пороге стояла Белинда и наманикюренными пальчиками держала бумажный мешок.
— Привет. Хочешь позавтракать?
— А кофе есть?
— Конечно.
— Входи.
Она положила мешок на телевизор и вытащила два стаканчика.
Один дала ему, себе взяла другой и направилась к единственному в комнате стулу. Села, закинув ногу на ногу, и подол юбочки оказался гораздо выше колен.