194 
А между тем морозец схватил голову, не всю покрытую нашлёпкой волос, холодно.
Кто-то рядом насадил на него большую папаху – налезла на уши, на брови, но стало голове тепло. Защитным движением Гиммер поднял борта и воротник пиджачка.
Но – как начать говорить? Но – как обратить на себя внимание? Сопровождающие – все были выше него, и, кажется, от кого-то из них ожидали речи.
Кто-то крикнул сильно:
– Товарищи! Сейчас с вами будет говорить член Исполнительного Комитета Совета рабочих и…
А у Гиммера – ни звука не шло из горла.
Но близких два солдата уже поняли, что он будет говорить, – и подбросили его к себе на плечи, легко взбросили, одно бедро одному на погон, другое другому.
– Товарищи!
Слабо. Сильней:
– Товарищи!
Что такое? Голос оказался совсем слабый. Он уже вот во всю силу говорил – но это был не его голос, что такое?!
Ещё сильней! Во всю силу!
Опять слабо.
Надо же было прожить целую жизнь и не знать, что у тебя совсем нет голоса! А вот тут, на чужих плечах, над толпой, в первый раз узнать.
Ну, сколько есть. Стал Гиммер говорить. Сами мысли, их последовательность не отказывали ему нисколько: о произошедшем освобождении народа, о революционных лозунгах, о необходимости формирования власти, о переговорах Совета и думского Комитета. Он нисколько не забыл и прослеживал свою мысль, по линии наибольшего сопротивления для масс: что не надо брать власти самим, но передать её цензовикам и даже обязать их минимальной программой. Доводы – не изменили ему, он кажется это всё говорил и не хуже обычного.
Но по выходу голоса он чувствовал, что толпа дальше шестого-восьмого ряда его не слышит. Ещё удивительно терпеливая толпа – никаких признаков раздражения. Так стояли и смотрели все серьёзно.
Но почему так тихо и молча? Как будто столпились рыбы в аквариуме, и звуки оттуда не доносились.
Или – это он был для них как рыба из аквариума?…
Первые ряды, хоть и слышали, – но что они слышали? Доходили до них доводы? убеждали? Только когда, перечисляя министров, он назвал Керенского, – толпа раскрыла рты, стала кричать и аплодировать.
И можно было подумать, что аплодируют Гиммеру.
А ещё покричали ему, будет ли монархия, будет ли династия?
А он и сам к этому не был готов. Он до последнего часа мало задумывался о судьбе династии, второстепенный вопрос.
Но и так ответить было неполитично – и он показал толпе на своё горло, пощупал кадык.
Кое-как слез с плеч и ушёл во дворец, удручённый.
С отвращением от толпы. Этой бессмысленной солдатской толпы. И всякой вообще.
Нет, выступать – не его дело.
335
Приехал!!
И – звал. Опять записка.
Со страхом брала (а вдруг что-нибудь не то?). Но – звал.
Как снова стало светло!
Как благодарить его, что он делает ей так хорошо! Если б не он, её душа так всегда и оставалась бы пустая.
Наизусть уже знала и эту вторую.
Он весь – большое сильное движение. Говорят, какие-то волжские пароходы, степные скакуны, и что-то в Сибири. И сам в сапогах, но не по-военному, а по-походному. Носится по всей России!
В петербургский притеатральный мирок вошёл как из лучших молодых героев Островского, до того действительный, как нельзя воспроизвести на сцене.
Куда входить поклонником ему совсем и не свойственно. А что он здесь предчувствует – это она, маленькая, могла б ему всё и дать.
Пушинкой бы прицепиться к его одежде – и носиться с ним по всем его ветрам! Невесомой, и под его защитой.
Она уже не надеялась – встретить.
Хочется объяснить ему, почему до сих пор у неё была не жизнь.
Тянет к нему раньше срока, ноги с силой отрывая от пола.
Через несколько часов… Нельзя представить себе этой встречи…
336
Итак, по разным властным причинам Председатель Государственной Думы не мог принять государева поручения сформировать и возглавить новое правительство. Да даже и войти в создаваемый кабинет хотя бы членом.
Но от этого Родзянко вовсе не остался без дел и обязанностей. Напротив, если подумать, то его особое положение ещё более возвысилось.
Ибо: кто же будет источником власти этого самого правительства? Кто же передаст ему полномочия народного представительства, если не возглавляемый Родзянко Временный Комитет Государственной Думы? А по сути – Верховный Комитет, так что его Председатель фактически действует как Глава Государства Российского.
194 
