127 
Вот это, всё-таки, никак не поддавалось воображению: Родзянке грозила Петропавловская крепость?
– …Анархия достигает таких размеров, что я вынужден был сегодня ночью назначить Временное Правительство.
Ах вот оно что! Какие ходуны! Приберёг на конец! Да, конечно, зачем ему тогда ответственное министерство из рук царя, если он сам уже назначил правительство!… В этом отдалении от столицы постоянно отстаёшь и попадаешь не в тон.
– …Манифест запоздал, его надо было издать после моей первой телеграммы. Время упущено, и возврата нет. Повторяю, народные страсти разгорелись в области ненависти и негодования. Надеемся, что после воззвания Временного правительства крестьяне и все жители повезут хлеб, снаряды и другие предметы снаряжения.
А запасов хватит, так как об этом заботились именно общественные организации и Особые совещания.
– Молю Бога, чтоб Он дал удержаться хотя бы в пределах теперешнего расстройства умов и чувств, но боюсь, как бы не было ещё хуже. Желаю вам спокойной ночи, если только вообще в эти времена кто-либо может спать спокойно.
Не то что спать, но отойти от аппарата трудно было спокойно. Что значит «ещё хуже»? Генерала Рузского протронуло дурное предчувствие.
– Михаил Владимирович! Но имейте в виду, что всякий насильственный переворот не может пройти бесследно! Что если анархия перекинется в армию и начальники потеряют авторитет власти – что будет тогда с родиной нашей?
Этого они и оба, и даже отдалённо представить себе не могли.
И Рузский ещё убеждал, так жалко ему было расстаться с добытым: ведь цель всё равно – правительство, ответственное перед народом. Так: если вот открыт к этому нормальный путь…?
Что-то пугался генерал этого отречения, неожиданно для себя.
Но Родзянко – нисколько. Родзянко там, в революционной стихии, уже с этой мыслью сжился:
– Не забудьте, что переворот может быть добровольный и вполне безболезненный для всех. И тогда всё кончится в несколько дней! Одно могу сказать: ни кровопролития, ни ненужных жертв не будет, я этого не допущу!
Эта уверенность властного человека начала передаваться и Рузскому. Если в несколько коротких дней и безо всякого кровопролития – отчего, правда, и не…?
Не светало ещё, но было уже скорее утро, когда они кончили свой медленно текущий аппаратный разговор.
Можно было ехать будить Государя и докладывать ему, что никакого примирения не будет, Председатель Государственной Думы намеревается свергнуть его – и, может быть, остановленные войска снова послать на Петроград?
Никак. Даже мысль не повернулась – доложить такое Государю. (Да ведь он же и почивает). Даже ни в чём не сказав Родзянке «да» – генерал-адъютант Рузский уже как бы вступил с ним в сговор. Он уже был задет и увлечён новым оборотом.
Кому нужно было немедленно обо всём донести – это Алексееву.
А там посмотрим.
Ставка и так уже волновалась, теряя приличие. Всё просили ориентировать их почаще, что будет важное.
Велел передать: распоряжением Государя манифест об ответственном министерстве должен быть опубликован.
И – конспект своего разговора с Родзянкой.
В четыре часа отправился спать.
301
И от сегодняшнего ночного разговора, как и от вчерашнего, снова был Родзянко воскрылён. Опять удача! Опять успех!
По полукружным коридорам Штаба он нёсся легко, как будто тело его громадное не весило и закручивал его лёгкий ветерок.
Двойной успех! Тройной успех!
Так верно: именно его назначал Государь, именно на него возлагал формировать ответственное министерство!
Немного поздно.
Немного поздно, но всё равно почётно, и признание заслуг. Манифест, который он нёс теперь в скрученной ленте, – не мог не польстить!
Немного поздно.
А может быть – взять да ещё и принять?
Милюкову и всем интриганам – утереть нос?
Но уже сказал: я назначил временное правительство. Значит, сам не вошёл.
Да и действительно его составляют.
Потом: Родзянко убедился, что окончательно остановлены: все войска! И остановлен Иванов, под самой уже столицей!
Это – его личная! победа! В два ночных разговора Родзянко спас свободолюбивый Петроград!
Хорошо выразится Рузскому: что петроградские войска сдержать нельзя, так рвутся в бой на Иванова! (А нету – ни одной боеспособной роты).
127 
