Письмо третье

Мисс Маргарет Лесли — мисс Ш. Латтрелл.

Замок Лесли, 16 февраля.

Я изучила записку, которую ты приложила к своему письму, моя дорогая Шарлотта, и вот какие мысли пришли мне в голову. Во-первых, я подумала, что если у сэра Джорджа и вторым браком будут дети, то наше наследство от этого больше не станет. Во-вторых, я подумала, что если его жена привыкла жить в свое удовольствие, то она будет поощрять в нем стремление и впредь вести рассеянный образ жизни, каковое стремление, впрочем, в поощрении не нуждается и боюсь, уже самым пагубным образом сказалось на его здоровье и денежных делах. В-третьих, я подумала, что теперь она завладеет теми драгоценностями, что некогда носила наша покойная матушка и сэр Джордж обещал оставить нам. Наконец, подумала я и о том, что, если они не приедут в Пертшир, я не смогу удовлетворить свое любопытство и увидеть мачеху собственными глазами; если же приедут, Матильда не будет больше сидеть за обедом во главе стола… Таковыми, дорогая моя Шарлотта, были печальные размышления, коим я предавалась, прочитав адресованную тебе записку Сьюзен.

Сходным образом посетили эти размышления и Матильду, когда та, в свою очередь, с этой запиской ознакомилась. Сестра испытала те же сомнения и страхи, что и я, и трудно сказать, что расстроило ее больше: уменьшение причитающегося нам наследства или же утрата своего влиятельного положения. Нам обеим очень хотелось бы знать, красива ли леди Лесли и какого ты о ней мнения. Коль скоро ты оказываешь ей честь, называя своей подругой, мы очень надеемся, что она и впрямь мила и обходительна. Мой брат уже в Париже и через несколько дней собирается в Италию. Он весел, пишет, что французский климат идет ему на пользу, что о Луизе вспоминает без жалости и без любви и что даже благодарен ей за то, что она его бросила, ибо холостая жизнь пришлась ему по душе. Все это означает, что он вновь обрел тот беспечный нрав и живость ума, какие всегда его отличали. Когда три с лишним года назад он познакомился с Луизой, это был один из самых ярких и живых молодых людей своего возраста. Встретились они у нашего кузена полковника Драммонда, в чьем доме в Камберленде брат проводил Рождество. Тогда ему только исполнилось двадцать два года. Луиза Бертон была дочерью дальнего родственника миссис Драммонд, несколько месяцев перед тем умершего в нищете и оставившего свою единственную дочь, которой тогда не было и восемнадцати, на попечение тех своих родственников, что согласились бы о ней печься. Миссис Драммонд единственная пожалела бедную сироту — и Луиза сменила покосившийся домишко в Йоркшире на великолепный особняк в Камберленде, жизнь, полную лишений, на жизнь в достатке и роскоши… По природе Луиза отличалась дурным нравом и хитростью, однако отец, который прекрасно понимал, что от голодной смерти ее может спасти только замужество, и льстил себя надеждой, что удивительная красота дочери в сочетании с обаянием и умением держать себя сможет привлечь какого-нибудь обеспеченного молодого человека, могущего позволить себе взять в жены девушку без единого гроша за душой, научил ее скрывать свой истинный нрав под видимостью нежности и добронравия. Луиза полностью разделяла мнение своего отца и преисполнилась решимости воплотить его планы в жизнь со всем тщанием, на какое только была способна. С усердием и настойчивостью она выучилась столь тщательно скрывать свой истинный характер под маской наивности и добросердечия, что вводила в заблуждение всякого, кто, вследствие долгого и близкого знакомства с ней, не обнаружил ее истинной сущности. Такова была Луиза, когда наш незадачливый Лесли впервые увидел ее у Драммондов. Его сердце, которое, как ты любишь выражаться, было нежнее французского паштета, не сумело воспротивиться ее чарам. Уже через несколько дней он почувствовал, что влюблен, вскоре и в самом деле влюбился без памяти, а еще через месяц сделал Луизе предложение. Поначалу батюшка был недоволен столь поспешным и безрассудным решением, но, убедившись, что молодых людей это нисколько не смущает, совершенно с этим союзом примирился. Поместья под Абердином, которое досталось моему брату непосредственно от его двоюродного деда без всякого посредства сэра Джорджа, было вполне достаточно, чтобы Лесли с женой могли жить, ни в чем не нуждаясь. В продолжение первого года их брака не было никого счастливее Лесли и милее и обходительнее, чем Луиза; ее поведение было столь благовидным и осмотрительным, что, хотя мы с Матильдой часто по нескольку недель кряду у них гостили, разглядеть под этой личиной ее истинное лицо ни я, ни сестра не сумели. Однако после рождения малютки Луизы, чье появление на свет должно было бы по идее еще больше укрепить их союз, маска, которую она так долго носила, была наконец сорвана, и, поскольку теперь она уже нисколько не сомневалась в любви своего мужа (каковая после рождения ребенка и в самом деле стала еще сильнее), она не считала себя обязанной способствовать укреплению этой любви и в дальнейшем. Как следствие, визиты наши в Данбит стали менее частыми и гораздо более обременительными. Наше отсутствие, впрочем, Луизу нисколько не смущало, ибо в обществе юного Денверса, с которым она познакомилась в Абердине (он учился в одном из тамошних университетов), ей было не в пример веселее, чем с Матильдой и с твоей подругой, — и это при том, что приятнее девушек, чем мы, на свете не бывает. Чем кончается семейное счастье всех Лесли, тебе хорошо известно — повторяться не буду…

  3